О своих подопечных он говорит с любовью в голосе, ласково называя их ребятами. И «ребята» отвечают священнику тем же: добрым отношением, доверием, любовью. Но это не малыши, не школьники и не ученики воскресной школы. Каково служить в местах лишения свободы, рассказывает настоятель храма св. прав. Иоанна Кронштадтского при Исправительной колонии №14 (пос. Сухобезводное Нижегородской обл.), благочинный тюрем Городецкой епархии, протоиерей Алексий Гущин.

Иное служение

– Отец Алексий, с чего Вы начинали свое служение в тюремном храме?

– Тюремное служение я начинал в 1993-1994 гг. Послушание окормлять близлежащие места скорби – места лишения свободы – мне было поручено по благословению ныне почившего митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова). С годами увеличивался объем работы, служение, которое я нес, расширялось, поэтому меня назначили благочинным тюрем Городецкой епархии, руководителем Отдела по взаимодействию с уголовно-исполнительной системой. Сюда входит не только служение в исправительных колониях, но и работа с несовершеннолетними правонарушителями, то есть деятельность разноплановая. При этом до недавнего времени у нас было 11 колоний, две сократили, но все-таки для нашей не очень большой территории и этого немало.

– Была ли у Вас какая-то специальная подготовка к служению в тюрьме?

– Нет, ведь тогда, в начале 1990-х, никаких подготовок еще не существовало. Все решалось опытным путем. Я, тогда еще молодой священник, начал ходить в тюрьмы, ходил практически каждую неделю. Бывало, добирался на мотоцикле, на попутных машинах, после воскресной службы. Принимал исповедь у заключенных, причащал их запасными Дарами. Сейчас, понятно, во всех подобных учреждениях есть свои храмы, совершается Литургия, а когда начинали, конечно, ничего этого не было.

– Какие у Вас тогда были впечатления от тюремного служения?

– Первое впечатление – это совершенно иное служение, поэтому должны быть иные подходы к людям, которые к тебе здесь приходят, нежели на свободе к нашим обычным прихожанам. В 1990-е годы приход, в основном, состоял из пожилых людей, молодежи было меньше, а в колонии был именно молодежный контингент.

Кроме того, многие ребята прошли Афганистан, затем Чеченская война началась, и психика у них была нарушена боевыми действиями. Вследствие военных событий многие из них вели себя не совсем адекватно и в таком состоянии шли на преступления. Поэтому первое, что бросалось в глаза, это отличие моих новых подопечных в поведении.

Вера и доверие

– Сейчас Вы благочинный тюрем, но общение с узниками наверняка сохраняется. Попадаются ли среди них люди проявляющие агрессию к Вам, именно как к священнику?

– Нельзя сказать, что они очень агрессивны, но порой приходится сталкиваться с определенной долей неприязни. Конечно, не в массовом порядке, но в тюрьме встречаются и сатанисты, и язычники, неооккультисты. Вот эти все новоявленные «товарищи» относятся к Церкви достаточно агрессивно, но все же боятся открыто выражать свои взгляды, потому что понимают, основная масса осужденных относится к нам с любовью.

– С какими вопросами чаще всего к Вам обращаются Ваши подопечные?

– Основной вопрос, это как изменить качество сердца, как изменить уклад своей жизни, саму жизнь.  

– Доверяют ли заключенные священнику? Особенно если речь идет об исповеди. Наверняка, кто-то из них задавался вопросом, а не пойдет ли информация, с которой они к Вам приходят, куда-то дальше, и не будет ли она обращена потом против них самих.

– Такое отношение наблюдалось в начале 1990-х, и даже искусственно создавались подобные слухи, но сейчас этого нет. Видимо, с годами нарабатывался некоторый авторитет – авторитет с маленькой буквы, конечно, но все равно он сыграл свою роль. Поэтому когда люди уже знают священника, видят, что ничего не выходит за пределы исповеди, то относятся с доверием. Я в этой теме уже почти 30 лет, меня знают и доверяют.

– Многие ли из заключенных, да и администрации ИК, интересуются духовными вопросами, общаются с батюшкой?

– Я вам скажу больше: у нас из девяти начальников учреждений восемь постоянно исповедуются и причащаются. А это многое значит. Наш епископ большое внимание уделяет этим людям и посвящает тюремному служению в целом. Поэтому они видят его участие, его неподдельный интерес, и в свою очередь с такой же любовью относятся ко всему, что связано с Православием, и сами уже вошли в церковную жизнь. Чтобы начальник колонии принимал участие в церковных Таинствах, не так часто встретишь. А у нас практически все участвуют.

– А какой процент заключенных имеет интерес к духовной жизни?

– Учитывая специфику места, бо́льший процент, чем в обычной среде. То есть, если на воле в храм ходит 3-4% населения, то в тюрьме – 10-15%. Здесь человек находится в таком ограниченном пространстве, что волей-неволей начинает задумываться о смысле жизни.

– Они и в Таинствах участвуют?

– Да, я говорю именно о тех, кто живет церковной жизнью. Потом, нельзя забывать, что в некоторых колониях у нас почти половину составляют мусульмане.

– Как с ними выстраивается общение?

– Это достаточно сложный вопрос. У них нет какого-либо единого духовного центра, а представители ислама, которые должны бы их окормлять, не ездят в колонии, находящиеся на дальнем расстоянии от областного центра. Или ставят условия начальникам учреждений, чтобы им оплачивали дорогу, но, конечно, никто этим заниматься не будет. Поэтому такие заключенные предоставлены сами себе, фактически брошены. Конечно, соответствующие органы контролируют, чтобы не было распространения идей радикального ислама, хотя такие люди все равно находятся и воду, конечно, мутят. Надо понимать, что есть мирный ислам, который исповедуют, например, башкиры, татары, а есть и радикальный, который встречается, например, на Кавказе – там все гораздо сложнее.

– Православные, мусульмане, язычники, сатанисты – при такой разнородности взглядов как сами заключенные умудряются взаимодействовать между собой?

– Знаете, есть тюрьма, а есть тюремные законы. Заключенные стараются дистанцироваться от всех прочих законов, в том числе, смотрят, чтобы религия не стала предметом противостояния. Грубо говоря: «Есть блатная жизнь, ее мы и придерживаемся, а вот этих остальных выкрутасов не надо». У нас, например, были и положенцы (в криминальной иерархии люди, имеющие право принимать решения, поддерживать порядок среди заключенных, – прим. ред.) из числа мусульман, но и они четко определяли: никаких подобных противостояний быть не должно.

Пост и молитва

– Часто люди изъявляют желание креститься в ИК?   

– Мы крестим, да, и я всегда говорю им: вы же не на войну идете, поэтому подготавливайтесь к Крещению, как следует. Человек готовится, с ним занимаются ребята из общины, грамотные, воцерковленные, прорабатывают все вопросы, поэтому человек сознательно крестится. И желающих много, при том, что никто никого не заставляет.  

– Крещение совершается прямо в тюрьме?

– Крестим именно в тюрьме. Мало того, у нас при тюремных храмах даже сделаны специальные крестильни-купальни. Они все сезонные, и летом, и зимой на праздник Крещения Господня многие окунаются.

– У заключенного кто выступает крестным, поручителем?

– Обычно кто-то из заключенных, из приходской общины, кто с крещаемым занимался оглашением, кто с ним общается. Хотя в данном случае человек все-таки возрастной, за себя уже сам несет ответственность.

– И у вас в колониях есть прямо-таки настоящие общины?

– Да, у нас сложились настоящие общины. Ребята принимают самое активное участие в Таинствах, помогают в совершении богослужений. Кого-нибудь из обычных, светских прихожан пригласить в колонию помогать было бы достаточно затруднительно. Единственное, что: у нас есть договоренность там, где заключенные еще только учатся пению и пока толком петь не могут, – привозим с собой регента на Литургию.

– В камере заключенным разрешается иметь иконы, возжигать лампадку?

– В разное время по-разному: то разрешают, то нет. По требованиям на сегодня они только могут иметь при себе иконки карманного образца, для личного пользования, нигде больше не размещать. Я с этим, в целом, согласен, потому что порой размещена на стене икона, а заключенные под ней курят, разговоры ведут непотребные. А огонь, конечно, лучше в камере не зажигать.  

– Возможно ли соблюдать в тюрьме пост?

– Я знаю осужденного, сейчас он освободился, а срок отбывал достаточно долгий – десять лет, причем в помещении камерного типа (камера с более строгим режимом содержания, – прим. ред.). Каждый Великий пост он сидел только на воде и хлебе.

Как правило, ребята все выдерживают. Я им объясняю, что пост – не обязательная составляющая в их условиях, можно упражняться в воздержании хотя бы какие-то дни, но очень многие выдерживают, привыкают, и без проблем. Но я всегда говорю, лучше недопоститься, чем перепоститься, лучше недомолиться, чем перемолиться. И никто, если он в тюрьме не смог держать строгий пост, его осуждать не будет: ну что ж, всякое бывает. А если переусердствовать с постом и молитвой, есть риск вообще все оставить.

Твое дело сеять

– Отец Алексий, поддерживаете ли Вы отношения с бывшими заключенными? Не оставляют ли они после освобождения своих духовных устремлений?

– Конечно, и не просто поддерживаю, но когда ребята освобождаются, они ко мне приезжают на приход с семьями, все вместе, на церковные праздники. Многим далеко ездить, но они находят возможность. Исповедуются, причащаются, кто-то на клиросе поет по старой тюремной памяти, кто-то Апостол читает. «Сборище» у нас получается солидное, большое (смеется).

– Обычные прихожане не боятся приходить?

– Нет, что Вы. Раньше немного опасались, видно же, что у нас есть бывшие сидельцы: татуировки и прочее. Сейчас уже привыкли.

– Ваш не тюремный храм как называется?

– Сейчас я служу в Покровской церкви, и мы достраиваем новый храм, двухпридельный. Основной, верхний придел назван в честь святителя Николая Чудотворца, а другой, нижний – в честь святых Царственных страстотерпцев Романовых. Находимся мы в Красных Баках Нижегородской области Городецкой епархии.

– А почему было решено назвать два храма в честь именно Иоанна Кронштадтского?

– Во-первых, Батюшку очень любят осужденные, его особенно почитали общины и в двух наших колониях. Поэтому, когда я принимал решение, в честь кого назвать наши храмы, мы собрались, посовещались и сошлись во мнении: освещать будем в честь этого праведника.

А во-вторых, он шел к таким людям. Ведь мы себе представляем, что такое Кронштадт того времени, и что там жил за контингент. Современные ребята же не глупые, все читают, все грамотные, размышляют. И они находят в отце Иоанне молитвенное утешение и поддержку.

– Помогает Иоанн Кронштадтский?

– Конечно! Бывают и тяжелые случаи: человека исповедуешь, причащаешь, и он приходит в церковную жизнь, а потом, глядишь, опять возвращается к своему. Очень больно, ведь хотелось бы, чтобы он уже не наступал на те же грабли, и от этого приходишь в уныние. В такие минуты обращаешься за духовной поддержкой и утешением ко многим святым и, конечно, к батюшке Иоанну. Потому что уже думаешь: неужели все напрасно? Но Господь через святого утешает, продолжаешь делать Свое дело. 

Как кода-то сказал преподобный Серафим Саровский: твое дело сеять, а Господь взращивает. То есть, ты сей, невзирая ни на что. И такая же мысль прослеживается во многих трудах Иоанна Кронштадтского.

Опыт – хороший учитель

– Ранее Вы сказали о сокращении количества исправительных колоний, соответственно, и тюремных храмов. Не коснулась ли эта реорганизация Иоанновских храмов?

– Батюшке Иоанну Кронштадтскому у нас были посвящены два тюремных храма: в ИК-14, расположенной в поселке Сухобезводное, и в ИК-8 – в поселке Южный. Последняя как раз находится на стадии ликвидации. В свое время ко мне приезжали съемочные группы из Санкт-Петербурга и делали очень хороший сюжет об этой колонии. Его показывали на Юбилейной встрече участников Иоанновский семьи осенью 2019 года.

– Что вам дает участие во встречах тех, кого объединяет имя Иоанна Кронштадтского?

– Прошлой осенью мне не удалось побывать на Юбилейной встрече, но был мой помощник, священник, который тоже служит в храме святого праведного Иоанна Кронштадтского, отец Роман Муравьев.

Участие в Иоанновской семье дает нам возможность расширить круг общения. Чем шире общение, тем больше узнаешь полезного. Ведь вопросы, которые сегодня Вы мне задаете, интересуют меня самого. Я задавал их другим участникам Семьи: как они выстраивают свое служение, с какими трудностями встречаются. Все это дает нам опыт, и этим опытом необходимо делиться.

И, конечно, большое значение имеет молитва. У нас есть Помянник, который нам дали на Юбилейных торжествах еще в 2015 г. В нем указаны имена всех участников Иоанновской семьи – каждую Литургию я вынимаю за них частичку, всех поминаю.  

– Отец Алексий, в заключение нашего разговора, что Вы хотели бы сказать всем участникам и организаторам Иоанновской семьи?

– Хочется пожелать всем крепости, сил духовных и телесных, чтобы в тяжелые минуты испытаний, трудностей мы обращались к нашему небесному покровителю Иоанну Кронштадтскому, а Господь по его молитвам помогал нам грешным нести тот крест, который нам судил.