Бог привел мне быть свидетелем и участником чудной беседы, которую вел наш великий пастырь — молитвенник отец Иоанн Кронштадтский с другими пастырями Церкви Христовой. Это было 21-го июня 1904 года в г. Сарапуле, куда батюшка прибыл по приглашению преосвященного Сарапульского — епископа Михея. 

В зал местного Духовного училища собралось окрестное духовенство в ожидании приглашённого туда батюшки. Когда он появился в дверях зала, все присутствующее встретили дорогого гостя пением: „Днесь благодать святаго Духа нас собра»… Батюшка сначала прошел в храм училищный, приложился к св. престолу, а потом вернулся в зал и пригласил всех сесть вокруг стола. Началась его дивная беседа с собравшимися.

* * *

Я очень рад, сказал батюшка, видеть вас и беседовать с вами; благодарю вас, что собрались вы сюда, а тех, кто сегодня сослужил мне при совершении литургии, благодарю за общую молитву.

Ничто так не одушевляет человека в каком угодно деле, как сознание общения, общности в дружной работе. И в Божием деле, в служении ближнему особенно тяжело переживать чувство одиночества. Правда, мы все живем в святой Церкви, со всеми отшедшими из мира праведниками Божими, но и на земли необходима нам помощь от братий наших и духовная, молитвенная, и в самой жизни. — Поэтому особенно и благодарю вас за ваше сочувствие: оно говорит, что все мы делаем одно дело.

* * *

У вас, братие мои сослужители, несомненно является вопрос в душе, как я имею дерзновение так ездить по всей России, молиться за столь многих, кто просит моей молитвы. Быть может, кто-нибудь назовет это дерзостью… Но я не решился бы, братие, на такое великое дело, если бы не был зван к этому свыше… Дело было так. Кто-то в Кронштадте заболел. Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда была уже такая привычка никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его св. воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка (радом костромичка), которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончавшая свое земное странствование. Приходит она ко мня и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался; „как я могу, думал я, иметь такое дерзновение?» Однако, эта старушка твердо верила в силу моей молитвы и стояла на своем. Тогда я, исповедав пред Господом все свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления… И Господь послал ему милость Свою, он выздоровел. — Я же возблагодарил Господа за эту милость.

В другой раз по моей молите исцеление повтори¬лось. — Я тогда в этих двух случаях прямо уже усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога — мо¬литься за тех, кто будет этого просить. И теперь и сам я знаю и другие передают, что исцеления по моей молитве совершаются. — Особенно поразительны исцеления бесноватых, всегда страшно страдающих. И бывали случаи, что иногда приводят такого, одержимого злым духом, изрыгающего хулы и в то же время говорящего, очевидно, бессознательно и вполне бессвязно. А по прочтении мною над ним молитвы больной делался радостным, покойным, принимал покойно св. Тайны, от которых ранее всеми силами старался уйти. И замечательно, что такие больные ничего почти не помнят из того, что они говорили в состоянии беснования. Ясное дело, что они тогда творили чью-то, не свою волю, волю противную воле Божией, — бесовскую.

Часто бесы долго удерживают власть над больным, ими одержимым, долго сопротивляются. Тогда больные произносят слова: „мы застарелые, мы давно получили над ним (т. е. больным) власть»… Но сила Божия, которой трепещут бесы, их побеждает.

Иногда, впрочем, я оставался бессилен пред злой силой; мне не удавалась помощь больным, и они так и умирали в состоянии бесноватости. Ведь, по слову Спасителя, сей род изгоняется молитвою и постом, а по образу моей жизни иногда мне не удавалось долго поститься; поэтому я и оказывался бессильным даже и при желании оказать помощь больным.

* * *

О своем душевном состоянии могу я вам сказать, что исполняю древнее великое правило nosce te ipsum (по¬знай себя самого). Это собственно содержание и всей моей жизни; и доселе я не перестаю „познавать самого себя».— Через это познание самого себя я познаю свою беспомощность во всех отношениях, а это меня заставляет смиряться. Правда: все, что я делаю доброго, то делаю по милости Божией, по Его благодати; а все дурное лично от меня идет, от моей испорченной природы и от общего врага нашего спасения. А помощь Божью я на себе вижу во всем, и считаю себя нерадивейшим, худшим из всех пастырей русских, потому что если бы эти Божии дары, мною получаемые, были у кого-нибудь другого, он сделал бы добра гораздо более, чем я.

Постоянное изучение своей природы заставляет меня быть и постоянно осторожным и постоянно просить у Бога благодатной помощи для очищения от грехов. И это же знание своих человеческих немощей заставляет меня и помогать другим, и молиться за них, сочувствовать, прощать и т.п.

Особенно для меня ценно изучение своей человеческой природы потому, что через это я познаю главные свойства Божии; я на себе познаю, я испытал, насколько Господь наш милосерд, долготерпелив, всемогущ в помощи нам, «скоропослушлив»; Он —источник нашего здравия душевного и телесного, душевной чистоты, духовных сил.

* * *

Но я, братие, продолжал батюшка *), я не веду аскетического образа жизни. Не подумайте, что это я считаю чем-либо достойным подражания, — нет; быть может, было бы в моей деятельности и гораздо более успехов, если бы я устроил жизнь с более аскетическою обстановкою. Но условия моей службы лишали меня возможности быть аскетом.

* * *

Я читаю и газеты, но часто жаль бывает потерянного времени. Много там пишут лишнего, совершенно бесполезного.

* * *

Но вот что я всегда, неотменно читаю. — Каноны, которые положено читать ежедневно на утрени. На этом чтении, можно сказать, я воспитался в церковной жизни. И какое бесконечно глубокое содержание заключается в этих канонах, в этих ежедневных воспоминаниях о великих праведниках, об их святой жизни, о подвигах! —Через это чтение душа мало-помалу привыкает к церковной жизни, к церковным воспоминаниям, мало-помалу проникается настроением тех людей, которых ублажает св. Церковь, просветляется, перестает быть самозамкнутою: делается сильною в борьбе с грехом. — И стоит кому-либо это чтение канона положить за ежедневное правило, как он будет ежедневно подниматься в духовном отношении, восходить от силы в силу.

Но особенно я люблю читать Священное Писание обоих заветов. Я не могу жить без этого чтения. Сколько тут содержания! Сколько открыто законов жизни души человеческой! Сколько человек, стремящийся к духовному обновлению, может почерпнуть здесь указаний для того, чтобы переродиться из злого в доброго. — Особенно Свящ. Писание необходимо проповеднику. Здесь неисчерпаемая тема для проповедей; только сумей сам назидаться и других назидать.

* * *

Вот, братие, что Господь мне велел вам сказать, задумавшись, произнес батюшка- Я заранее не обдумывал, что сказать мне вам, говорил только, что Бог на душу мне положил.

Тогда один из присутствующих спросил: а скажите, батюшка,—во время Ваших постоянных разъездов, чем Вы заполняете свободное время? Обстановка и ее смена производить ли на Вас впечатление?

— Я молюсь, я постоянно молюсь, быстро произнес о. Иоанн; я даже не понимаю, как можно проводить время без молитвы. Воистину молитва есть дыхание души **).

— Скажите, батюшка, продолжал вопрошавший,—что делает Вас во время литургии таким сосредоточенным в молитве, когда иногда так много вокруг беспорядка и всего того, что может мешать молитве?

—Этого я достиг только привычкою. Научиться быстро сосредоточиваться в молитве, овладевать собою,— это большая задача. Путем продолжительной работы над собою можно достичь этого. Очень тут необходимо покаяние, быстрое воспроизведете в своей душе образа Христова, или Креста Господня и полное сознание своей духовной загрязненности и беспомощности.

На смену первому вопрошающему явился второй. — Он сказал:

— Научите, батюшка, бороться с унынием в деле пастырства. — Сначала бывает страшное уныние от собственной греховности. Опускаются руки, когда вспомнишь слова: врачу, исцелися сам… Учительство в голову тогда не идет. И сейчас же — уныние!

— Это напрасно. Тут нужно помнить о долге, Мысль о долги должна принудительно и ободрительно действовать на пастыря. «Ты уполномочен Церковью, ты должен делать»,— эта мысль должна и одушевить пастыря и, конечно, разогнать всякое уныние. И это уныние от врага! — ответил батюшка.

— Но вот еще вид уныния, — от хульных помыслов, которые появляются в голове в самые священные минуты богослужения.

— Ну, а это уныние, — энергично сказал о. Иоанн,— прямо от недостатка веры Вашей, батюшка. — Дело в том, что хульные помыслы нужно презирать: борьба здесь не нужна и вредна, — просто не нужно обращать внимания! Но если какие бы ни были помыслы доводят до уныния, это бывает уже от слабоволия; значит, Вы даете этим помыслам время господствовать над Вами, пожалуй даже ими соуслаждаетесь… Отсюда уже только вытекает уныние! Так до уныния не нужно доводить душу свою! Неужели Вы не знаете, как Господь «скоропослушлив», как быстро Он исполняет все просьбы наши? И вот, отец, — Вы в самом же начале горячей молитвой отгоняйте от себя всякое смущение душевное; в надлежащее время захваченное молитвой греховное настроение вовсе исчезает и довести до уныния истинно и горячо верующего человека никогда не может…

— Но вот, батюшка, — продолжал совопросник, — еще особенно тяжелое состояние уныния я переживаю — при виде торжествующего зла.

— Вот это другое дело. — Это по истине тяжело переживать; подобное состояние и мне приходится часто переживать, Тут нужно укреплять себя молитвою и твердо верить, что Господь силен даже самое зло обратить Ему одному ведомыми путями на добро.

На этом и кончилась беседа с пастырями г. Сарапула батюшки отца Иоанна. — многие его благодарили за эти минуты, надолго для них памятные.

После этого батюшка еще имел время вести частную беседу о современном пастырстве и его задачах.

Батюшка говорил, что дело пастырства в настоящее время затрудняется все более и более, борьба пастыря постепенно становится все более утонченною, и тем более пастыри должны быть па высоте своего призвания.

Пастырь в своем настроении должен всецело отрешиться от всяких себялюбивых настроений; уподобиться библейским пастырям в их „стоянии в духе». Для этого пастырям необходима полная и постоянная осторожность и сосредоточенность, всегдашнее распятие себя ради своей паствы.

Разговор перешел на современную жизнь. Батюшка обратил внимание на настроение современного общества. „Удивительная болезнь явилась нынче,— это страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как нынче! Это прямой показатель того, что людям нечем стало жить, что они разучились жить серьезною жизнью, трудом на пользу нуждающегося и внутреннею духовною жизнью. И начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие! Точно дети, лишенные разума! А между тем развлечение, — это уже общественный порок, уже общественная страсть! Вот куда должно направить пастырям свои силы; они должны внести в жизнь утраченное ею содержание, возвратить людям смысл жизни… — Ну, конечно, — пастыри должны сами себя к тому подготовить»…

„Пастыри должны от этих „развлечений» охранить и наш народ. Он не знает еще „развлечений»: народ знает честный, здоровый труд, он знает праздник,— день молитвы и отдыха. — А ему вместо отдыха предлагают —„развлечение», часто нескромное, вредное! И сколько же у людей должно быть самообольщения, чтобы свои испорченные вкусы прививать народу, по своим взглядам переделывать жизнь… Пастыри должны быть на высоте своего призвания».

Когда разговор коснулся современного состояния Франции и гонения там на религию, отец Иоанн убежденно воскликнул: „о, там во всем виновато папство! Еретические тенденции папства извратили христианство, которого Франция собственно и не знает еще, Там духовенство со своим папою сначала откололось от паствы, а паства потом стала враждебно относиться к духовенству, а затем и ко всему христианству. А об истинном-то христианстве французы еще и не слыхали».

Это мнение батюшки отца Иоаннa, любимейшего русским народом пастыря, бесконечно ценно,— и на этом и оборвалась наша беседа…

Деятель.

*) Вся беседа состояла из отдельных рассказов батюшки о себе, между собою не особенно близко по своему содержанию стоящих.

**) Вот некоторая иллюстрация «постоянной» молитвы батюшки. Его пригласили сняться в общей фотографической группе. Он согласился. И во время различных приготовлений фотографа он вдруг вздохнул: «Господи. Боже наш, создавший нас по образу и подобию Своему, озари нас Светом Лица Твоего».

Настроение у присутствующих, разумеется, сейчас же изменилось…

Через несколько времени, когда сели пить чай, батюшка к общей неожиданности опять молитвенно в раздумье сказал: «Господи, Господи, сладосте неизреченная, напитай нас истиною Твоею». После этого его воздыхания молитвы, без преувеличения можно сказать, что у окружающих его притупились вкусовые ощущения: так и звучало и в ушах и в сердце слово великого молитвенника…

• 
• 
• 
• 
• 
• 
•