Прот. Константин Гипп (Калужская обл.): Живая связь со Всероссийским батюшкой
Небо на Земле
– Отец Константин, что из трудов Кронштадтского пастыря Вас вдохновляет сегодня больше всего?
– Из того, что делал Батюшка, мне ближе всего его богослужебная деятельность, с которой связано и литургическое возрождение в Русской Церкви. До того в России имела место практика редкого причащения. Люди причащались раз в году, а отец Иоанн, наряду с другим литургийным святым – Серафимом Саровским – выступил локомотивом, благодаря которому люди стали участвовать в этом Таинстве намного чаще. И для нас это очень актуально, ведь без Причастия человек теряет духовные ориентиры, саму суть христианской жизни. И сейчас тоже есть архипастыри и пастыри, которые, как Иоанн Кронштадтский, служат и причащаются ежедневно, но это непросто.
– В жизни участников Иоанновской семьи нередко совершаются чудеса по молитвам Всероссийскому батюшке. У вас такое бывало? Чувствуете ли Вы связь с ним?
– Да, и особенно мы ощущали его присутствие в 1990-е годы, когда начинали строительство нашего храмового комплекса, такие случаи были. Тогда вообще было особенное ощущение близости Неба к земле. Ведь в те годы совершилось и прославление Батюшки, и один из приделов нашего храма был освещен в его честь, происходили многие интересные встречи. Связь с небесным покровителем мы чувствуем и сейчас.
– Вы могли бы рассказать про встречи, о которых упомянули?
– В свое время я часто ездил в Псково-Печерский монастырь к отцу Иоанну Крестьянкину. Он всегда ссылался на Кронштадтского святого и приводил его в пример. На меня очень повлиял и такой момент, что среди моих прихожан был пожилой человек (он уже, к сожалению, скончался), родители которого встречались, общались с Иоанном Кронштадтским. Через эти воспоминания и у нас была живая связь со святым. А у предков одной из наших прихожанок, которая приезжала и до сих пор приезжает к нам из Москвы, Батюшка был крестным. Поэтому связь с ним ощущается и через наш приход.
Взрослеем вместе
– Расскажите, пожалуйста, о вашем приходе.
– Поскольку я служу в одном месте уже 30 лет, это мой первый и последний приход, то могу сказать, что в первые годы в воскресенье приходило в среднем около 30 прихожан, а сейчас – 100-110. Но это неплохо для небольшого районного центра с 5-тысячным населением.
В приходе у нас представлены все возрастные группы. Конечно, есть пожилые, уже в силу того, что многие горожане трудоспособного возраста уезжают в Москву. Есть дети, при этом около 50 учеников занимаются в воскресной школе. Есть мужчины среднего возраста. А костяк прихода на данном этапе составляют люди в 50-60-ти лет. Они все взрослеют и стареют вместе со мной. Когда я пришел, сам был еще молодой, поэтому и молодежь тянулась. А сейчас, через 30 лет, им уже по 50. Но молодежь и сейчас приходит. Все идет естественным порядком.
– Проводится ли у вас в приходе социальная работа?
– Несколько лет у нас работала благотворительная столовая, кормили бездомных, а сейчас работает социальная служба. Ее участники взаимодействуют с несколькими благотворительными фондами, привозят, распределяют гуманитарную помощь по мере возможностей.
Дорога к Богу
– Отец Константин, каков был Ваш путь к Богу? Как начиналось Ваше служение?
– Мировоззренческие вопросы меня волновали с детства. Я вырос в нецерковной семье, но и антирелигиозной ее тоже не назовешь. Момент моего обращения к Богу пришелся на начало 1980-х, и после этого я уже не видел для себя другого пути, кроме как в Церковь. После армии, в конце 1984 года, я начал алтарничать в московских храмах – в Москве я родился и вырос. В этих храмах сложился очень интересный круг общения.
Потом началась Перестройка, стало намного свободнее, но поскольку в Москве все равно пока открыто не рукополагали, я по рекомендации уехал в Калужскую область и в 1989 году был рукоположен во священника.
– В советские годы, когда начиналось Ваше церковное служение, приходилось ли Вам что-то слышать об Иоанне Кронштадтском?
– Литературы об отце Иоанне особенно не было, но я, безусловно, о нем слышал, о нем говорили. В советских антирелигиозных изданиях встречались какие-то упоминания, в них его называли черносотенцем и, вообще, неизвестно кем, клеветали на него.
Несколько лет назад скончался старейший клирик столицы, протодиакон Николай Попович, а в 1980-е годы он был алтарником, так вот он мне тогда рассказывал об Иоанне Кронштадтском, говорил, что это был замечательный пастырь.
Вспоминается и другой интересный случай, имевший место примерно в те же годы. Один батюшка, служил он в Калуге, останавливался в гостинице и разместил на стене в своем номере портрет Иоанна Кронштадтского. Кто-то на священника донес, и за ним после Литургии приехали, положили в психиатрическую лечебницу. И только благодаря тому, что у него была московская прописка, его матушка смогла его оттуда забрать, можно сказать, отбила. При этом органы почему-то решили, что на портрете был изображен Николай II, хотя это был Иоанн Кронштадтский.
Свято место пусто не бывает
– Батюшка, как осуществлялось строительство вашего храма, ведь оно начиналось практически в советское время?
– Когда я приехал в Жиздру, тут было голое место. Но приезд священника всколыхнул весь район, партийные органы выказывали недовольство. Я до сих пор с юмором вспоминаю, как меня вызвала третий секретарь райкома партии, которая отвечала за идеологию. Мы пообщались, а потом она говорит: «Эх, жалко! А ведь у нас были такие показатели по религиозности – все по нулям! А теперь придется отчитываться, что в районе имеется религиозная организация».
Потом развернулась борьба за земельный участок, потому что нам не хотели отдавать место, где когда-то стоял храм. Решение райисполкома о выделении участка было принято буквально с перевесом в один голос. Но когда на участок вышли бабушки и начали раскапывать фундамент того храма, который тут находился, это стало впечатляющим событием для всех. Стоят 80-летние старушки и орудуют, кто киркой, кто ломом!
И с этого момента все стали нам помогать. Не было организации, которая бы не поучаствовала в строительстве храма. Помогали всем миром. А поскольку Жиздра находится на территории пострадавшей от чернобыльской аварии, нам также удалось попасть в Чернобыльскую программу финансирования. Благодаря ей и собственным средствам, мы смогли достаточно оперативно возвести храм, северный придел которого назван во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского.
– Вы сказали, что раньше здесь уже была церковь. Что это был за храм?
– Он тоже был посвящен Покрову Пресвятой Богородицы. Возвели его в 1870-е годы, по случаю спасения императора Александра II, когда было на него совершено одно из покушений. В 1930-е годы церковь была закрыта, а в войну разрушена. Сам город в войну был стерт с лица земли. Тут не оставалось ни одного довоенного здания целого, все храмы разрушены, взорваны. Потом город восстанавливался, но место, где когда-то стояла наша церковь, оставалось не застроенным.
– Нынешний храм имеет сходство с тем первым?
– Нет, он был создан по новому проекту – архитектора Олега Ивановича Кондратьева, ныне покойного (†1999). Он всю жизнь мечтал спроектировать храм, и он это сделал, увидел освящение и через полгода скончался. Проект составлялся исходя из финансовых возможностей, старались все сделать максимально бюджетно, так как не знали, будет ли финансирование. Поэтому мы, например, не клали своды, использовали типовые строительные детали еще советского времени. Но получилось в итоге неплохо.
– Как часто служите?
– В среднем совершаем 190 Литургий в год, то есть, служим по субботам, воскресеньям и праздникам.
«Да любите друг друга…»
– Что для вашего прихода означает быть частью Иоанновской семьи?
– Это дает мне ощущение психологической общности и того, что о тебе помнят, и ты помнишь. И это очень существенно.
– В завершение разговора, что Вы хотели бы пожелать Иоанновской семье?
– Я надеюсь, что батюшка Иоанн Кронштадтский будет и дальше благословлять деятельность Семьи. Самое главное, чтобы между всеми ее участниками была христианская любовь (Ин.13:34), чтобы наша Семья была не просто формальным объединением, а тем содружеством, где бы мы действительно чувствовали связь и с Батюшкой, и друг с другом.