В костромской глуши, где до сих пор топят дровами, предприятий и жителей становится все меньше, самым активным деятелем, который старается развивать глубинку, считают священника Евгения Кетова, настоятеля храма св. прав. Иоанн Кронштадтского на территории Исправительной колонии №2. Он не унывает: построил в поселке и в колонии по храму и активно занимается реабилитацией заключенных. Об этом — репортаж из пос. Поназырево Костромской обл., в котором использована публикация «Новой газеты». 

Отец Евгений сам предложил меня встретить на вокзале, чтобы по дороге «настроиться на тему», поэтому пока мы едем в Поназырево из ближайшего к нему города Шарья, я спрашиваю его о некоторых заключенных, отбывающих срок в местной колонии.

— А, Данил? — сразу откликается священник. —  Он ко мне в храм приходит. Жена его обращалась ко мне с просьбой передать лекарства. Чем мог — постарался помочь. У Данила какого-то отчаяния, уныния, будто жизнь закончилась, нет. Каждый человек приспосабливается к любым условиям и старается остаться человеком. Как при кипячении: кто-то становится как яйцо крепким, кто-то мягким как морковь, а зерна кофе меняют среду, — говорит отец Евгений, высокий, полный жизни мужчина, и заливается смехом. 

Он вообще очень часто и громко смеется, а от лишних расспросов уходит: «Специально лезть в душу у нас не принято, если человеку нужно, он сам расскажет». 

Священник

Отец Евгений родился в Челябинской области, первое образование у него медицинское, в Поназырево служит с 2004 года. На вопрос, как ему в такой далекой провинции работается (до Костромы почти 400 километров) отвечает философски: «Смотря какие у кого цели, для кого-то тут хорошо, для кого-то плохо. Везде люди есть, везде Бог есть, везде ты сможешь применить Богом данные тебе силы и таланты».

У отца Евгения хватает и сил, и талантов — как минимум на то, чтобы «привлечь инвестиции» и построить в Поназырево два немаленьких храма. Когда он появился в поселке, здесь был только небольшой молельный дом — «отдали приходу старое разваленное здание лесхоза».

«Я сразу сказал, что надо храм строить, документы подготовил, но сам радовался, что есть молельный дом. Я думал его пока отремонтировать, отопление в нем сделать и потихонечку храм строить бревнышко по бревнышку. Но тут — бац! — дом сгорает! Это такой пинок был. Господь сказал: "Неее, не пойдет так, быстрее делай", — рассказывает отец Евгений и снова заливисто смеется. — Остался я в одном рваном подряснике, и раз все сгорело, то нужно было что-то делать, никуда не денешься».

Тогда отец Евгений отправился к своему духовнику, который сказал ему: «Узнают — помогут, не узнают — не помогут». Священник совету внял и принялся за дело, а помог ему, конечно, Всевышний. «В Москве храм строить легко, если ты общительный, а в деревнях, где никого нет, все нищие, а из власть предержащих никто не заинтересован, самое сложное — собрать людей вокруг этого доброго дела, но Бог меня свел под самым большим колоколом в Троице-Сергиевой лавре с артистом и режиссером Андреем Андреевым. Он тогда работал в мэрии у Лужкова заместителем по пиару», — рассказывает священник, пока мы едем через глухой лес — ни деревень, ни заправок, ни встречных машин.

Когда мы заезжаем в поселок, отец Евгений рассказывает, мимо чего мы проезжаем: «Это бывшая ремонтная мастерская, это бывший телеграф, это бывший дом быта, это бывший автовокзал...». Оставив все бывшее позади, мы подъезжаем к храму, стоящему рядом с центральной площадью поселка с непременным бюстом Ленина, который священник считает нужным оставить в назидание потомкам.

Отец Евгений сам подводит меня к нужной точке, откуда лучше всего сфотографировать церковь: «Так как фильмы про нас часто снимают, стал кое в чем уже разбираться». Храм, может, и не самый фотогеничный, но большой, основательный и просторный. Благодаря фильмам Андреева, идея отца Евгения «зашла в информационное поле, и люди стали подтягиваться и помогать». Фундамент заложили в 2007 году, а достроить храм в кризис помог костромской губернатор, который выделил 1000 кубов леса под вырубку.

Храм освятили в честь св. блж. Ксении Петербургской. «Ксения была блаженная, взяла подвиг юродства, нищим и бедным помогала, сама жила в нищете, а здесь у нас зона, и нищих, и убогих хватает», — поясняет отец Евгений. Внутри здания есть столовая, помещение для воскресной школы и несколько комнат для ночлега (без лишних изысков). Здесь же собирают одежду («кому не нужно — приносят, кому нужно — забирают»), на стене висит грамота Киевского фестиваля православного кино "Покров"». 

— Это за фильм «Дети божьи» нам дали. Кстати, нам Порошенко в 2013 году приз вручал, а потом вскоре Майдан начался, — говорит отец Евгений и смеется.

— И вы еще его на стенку вешаете? — спрашиваю я с иронией.

— А почему нет? Это ж не преступление. Конечно, висит… Если ты хромой или косой, то как это скрывать, жить с этим надо! — отвечает и снова смеется. Потом добавляет, что Андреев живет теперь в Италии, где снимает многосерийный фильм о служении пастырей РПЦ в Европе. 

Завершает экскурсию отец Евгений неожиданной фразой: «Вот так глубинка и живет», снова начинает смеяться и уже сквозь хохот добавляет: «Глубинные люди... глубинное государство!»

Привлеченного отцом Евгением к Поназырево внимания хватило еще и на второй храм — его построили прямо в центре исправительной колонии. «Его назвали в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского, который прославился тем, что тоже много помогал нищим, обездоленным и, как сегодня сказали бы – асоциальным элементам, а также только освободившимся. Он в Кронштадте Дом трудолюбия создал, став, таким образом, родоначальником, можно сказать, реабилитационных центров по всей России», — объясняет священник.

— Не место красит человека, и все от людей зависит. Мне Господь дал ума, чтобы найти взаимопонимание между руководством зоны, прихожанами и братией в зоне. Я их называю «профсоюз», — добавляет отец Евгений и снова долго смеется.

— Это братва что ли?

— Как бы да, — продолжает смеяться священник. — Поверки я называю «линейками». Линейка закончилась у вас, спрашиваю?

— Они-то сами смеются?

— Ну как? Говорят, что по-монастырски живут.

— Камеры вы кельями не называете? — спрашиваю я, позабыв, что колония — не тюрьма.

— Есть, конечно, и кельи — не прекращает улыбаться священник, — но это для особых подвижников! Кто сильно движется. Кельи для тех, кто хочет уединиться, пройти тренировку терпением и смирением... разобраться в своей жизни, в своих помыслах!

Отец Евгений старается служить в церкви на территории каждую неделю, «чтобы огонек, пусть неяркий, но горел». По его подсчетам, через храм в колонии за 14 лет его служения прошло около десятка тысяч человек.

— Когда я приходил, в колонии было 1 250 человек, а сейчас около 350, — говорит он.

— Сколько из них ходит в храм?

— На службу обычную от 15 до 40 человек ходит, а на Пасху староста специально посчитал — было около 120 человек. На Рождество где-то также. Но когда 700 человек сидело, на Пасху было 350 человек.

Церковный хостел

Рядом с храмом отец Евгений построил еще и Духовно-просветительский центр (сруб 8 на 9 метров) с книжной полкой, видео- и аудиотекой. Читают, по словам священника, мало, в основном слушают аудиокниги — Толстого, Лескова, Достоевского — пока занимают чем-то руки. «Там есть чайник, столы, ручки и тетрадки. Туда можно прийти как к себе домой, почитать, посмотреть кино, чай попить и пообщаться. Не в бараке же сидеть, где вонь от портянок сотни человек. Все приходят — даже мусульмане и протестанты», — рассказывает отец Евгений. После службы он и сам обычно заходит в центр пообщаться с заключенными.    

— А что за кино показываете?

— Богодостойное, — отвечает священник и, конечно, опять улыбается.

— Только религиозное?

— Нет, я в принципе считаю, что у того же Тарковского своеобразные религиозные фильмы.

Да во всех советских фильмах есть заряд, ядро религиозности. Там Русью пахнет.

Хотя идеология была атеистическая, но фундамент никуда не денешь, и он все равно пробивался в искусстве. Так что такие фильмы тоже есть.

— Но без Голливуда?

— Не-не, ни в коем случае. Чтобы Голливуд смотреть, нужно противоядие иметь, разбираться в подаче месседжей. В зоне я считаю, что [такое] лучше не надо. А чтобы человек совершенствовался, чтобы шел процесс восстановления, достаточно советского кино. 

Раньше заключенные, освободившись, жили у отца Евгения в храме иногда год или полтора, проходили реабилитацию. Но сейчас у священника на это уже нет ни сил, ни времени: «Я был помоложе, и пятеро моих детей были поменьше, с ними не надо было так сильно напрягаться, да и матушка была помоложе и еще тянула, а сейчас нам тяжело, и проблем с приходом прибавилось». К тому же священник много ездит в командировки — как раз перед моим приездом он вернулся в Поназырево из двухнедельной поездки в Израиль, Екатеринбург и Москву. 

«Люди непростые все-таки, натренированные, — смеется отец Евгений, — поэтому надо постоянно быть с ними, надо быть монахом, нянькой, пастырем». Заменить же его некем, уверен священник: «Так как мы далеко находимся от областных центров, то, как говорил товарищ Сталин, дело в кадрах — никто не желает в глубинке работать, а адекватные местные уезжают».

Теперь некоторые заключенные, выйдя на волю, живут у отца Евгения пару дней, максимум неделю. «Чтобы сразу не напиться, чтобы в себя прийти. Вот он вышел — ты сразу взял его [в оборот] — он в себя пришел, адаптировался [к воле] — и дальше уже намного лучше. У меня эффективная реабилитация — заходит [на зону] человек и начинает над собой работать, а когда выходит, продолжает работу самостоятельно», — объясняет он и добавляет, что если у бывших прихожан его храма в колонии возникают какие-то проблемы, то они всегда могут приехать к нему на пару дней пожить, помолиться и посоветоваться. 

«Звонят, что разводятся или жить больше не могут. Или им дочь говорит, что до ее смерти осталось 19 дней, потом 18 дней. Бывает и такое», — рассказывает священник. Кроме бывших подопечных, у него в «церковном хостеле» останавливаются и жены заключенных, приехавшие на ночном поезде (единственная гостиница в городе находится в одном здании с ритуальными услугами). «Но это в основном для тех, кого я знаю уже, а то были случаи, когда и ноутбук крали, и даже подрясник с удостоверением.

А бывает, что с дороги увидят купол, и у них почему-то в голове, что их должны пустить. Даже не просят, а считают, что раз священник, то должен», — возмущается отец Евгений. 

Всего, по подсчетам священника, он до сих пор общается примерно с двумя сотнями бывших заключенных, которых называет «бывшими чадами»: «Кто-то через год или два объявляется, а если я еду куда-то в командировку, то заранее планирую, к кому по пути заехать».

— По рецидиву никто не пошел?

— Про тех, кто постоянно ходил в храм, я такого не помню. Но по статистике официальной, где-то 45 % рецидивов, а на самом деле, думаю, 70 %. Вот если посчитать, то у нас до миллиона человек находится в местах заключения, а с членами семьи – сосидельцами – и все 10 миллионов. Реабилитация — это стратегически важный для государства момент. Если бы хоть немножко обратили внимание и вложились в это, то у нас было бы намного проще было бы жить, и не надо было бы такие высокие заборы ставить.

— В колонии ведь никто реально не занимается «исправлением»?

— Ставки-то есть психолога и педагога, но когда вопрос касается души человека, его внутреннего мира, мыслей, чувств, эмоций, то, чтобы что-то получилось, нужно самому себя выворачивать. Ты сам должен войти в это болото, окунуться в него, чтобы вытащить оттуда человека. Не каждый желает свою душу в это окунуть, — говорит отец Евгений.

«В городах приход содержит священника, а мне, наоборот, приходится искать деньги, чтобы все это содержать. Сейчас живу за счет того, чем мои друзья знакомые помогают, и что бывшие осужденные присылают, кто устроился на должности», — жалуется отец Евгений. 

Поселок

Ситуация в самом Поназырево, по его словам, совсем плачевная: «Население уменьшается со страшной силой, Господи прости. Смех сквозь слезы. Раньше [население] было почти 10 тысяч, а сейчас даст Бог 3 тысячи. Да и то из них многие тут прописаны, а сами кто в Кирове, кто в Москве подрабатывает. Градообразующее предприятие сейчас — это зона. Убери ее, и все потянется: школа, магазины, администрация». 

— Вот в тайге, где дорога сложная, у меня еще есть один молельный дом, и иной раз я туда машину отсылаю, и человек семь-восемь с деревень так привожу на службу, потому что раньше автобусы ходили два раза в день, а сейчас три раза в неделю, — смеется отец Евгений.

В советское время в Поназырево, по его словам, были и кирпичный завод, и молокозавод, и хлебозавод, а во всем (небольшом) Поназыревском районе — аж три леспромхоза. Сейчас почти ничего не осталось. Крупнейшим предпринимателем Поназырево отец Евгений называет Алексея Герасимова, у которого в поселке цех по производству пиломатериалов. Герасимов родился в Поназырево, после армии ушел работать в леспромхоз, потом офицером — в колонию. Уйдя из ФСИН на пенсию, занялся бизнесом, открыл предприятие, куда меня и привозит отец Евгений.

— Ну, как живете? — спрашиваю я у Герасимова, немного стеснительного мужчины 60-лет в очках.

— Здесь люди не живут, — подключается отец Евгений.

— А выживают, — продолжает предприниматель.

— У вас же самое крупное в поселке предприятие?

— Я скромный предприниматель, столичных амбиций не имею. Может, когда помоложе был, они и имелись. Вот я создал это все, — говорит Герасимов, — но потом один кризис, другой, и Господь меня усмирил, показал мое место. Вот и живем с его помощью. Предпринимательство — это вообще не мое, я не торгаш, продавать не умею, а есть люди, которые и говно продадут. 

Герасимов жалуется, что нынешняя зима оказалась совсем тяжелой, и даже основные покупатели его продукции из Москвы и Подмосковья ничего не берут. «У народа денег совсем нет, человеку есть нужно, одеваться, откуда у него на лишнюю доску. С ноября месяца мы не производим ничего, продукция старая лежит, идут прямые убытки. Сейчас примерно, как в 1997 году, когда я начинал, но тогда даже лучше было — за наличку брали и увозили», — говорит он и пускается в воспоминания о славном советском прошлом, когда в леспромхозах Поназыревского района делали двери и рамы для окон, а в колонии занимались металлообработкой, в том числе производили поддоны и стаканчики для снарядов, огромные павильоны.

«В 1990-е все развалилось, сейчас только пилорамы остались, да питерское предприятие, которое пропиткой столбов занимается, но и там человек 20 работает», — рассказывает предприниматель, который сам обеспечивает работой девятерых человек.

Герасимов тоже помогал отцу Евгению построить храм Ксении Петербургской.

— Видели, что в храме все бревнышки одинаковые? Это на оцилиндровочном станке здесь делали, — с уважением в голосе говорит священник.

— Батюшка по всей России мотался, деньги собирал всем миром. Вот один человек из Кирова, Владислав, полностью весь сруб сделал, а потом священником стал, — говорит предприниматель. 

— Перспективы-то есть у поселка?

— Не знаю. Многое зависит от Центра. Если он повернется лицом к провинции, то да. Все проекты делаются в крупных городах, в основном в Москве. Собянина нам все время показывают. А нам не очень интересно, что они там в Москве строят, лучше бы здесь рабочие места создавали…

— После Советского союза ничего не построили и не сделали?

— Только храм, — смеется батюшка.

— Прогнозы неутешительные. Столыпин хотел обустроить Россию, землю населить, а сейчас наоборот все в Москву едут работать вахтовым методом. Нам до Москвы 700 километров, а недавно я подвозил автостопщиков, которые ехали в Москву из Перми срубы рубить, — вспоминает священник.

— Слышали, что вам в колонию новых заключенных привезли?

— Нет, мне не интересно, — отвечает Герасимов. — Здесь люди озабочены тем, как прокормить семью. Хоть Папу Римского привези, нашим неинтересно будет.

— А если Патриарха Кирилла?

— Тогда еще подумают, — шутит отец Евгений, воспользовавшись заминкой Герасимова — Когда сенатор [в колонию] заехал или полковник кантемировской дивизии, то никто не знал кроме меня.

Отец Евгений говорит, что когда у заключенных будет подходить срок для УДО, он может «походатайствовать»: «УДО рассматривается в колонии, а у меня туда пропуск есть. Я даже, бывало, на суд приходил. Выгнать они никого не могут, но простого человека-то не пустят туда. Вот я приходил и вставал горой, говорил, что возьму на работу», — вспоминает он.

Священник пытается противостоять уменьшению населения Поназырево — два человека поселились тут из-за него. В поназыревской колонии он нашел Алексея Соловьева, иконописца. Именно он написал все иконы в храме Ксении Петербургской. В молодости Алексей обучился иконописи в художественном иконописном училище в Дубне, но потом пошел по кривой дорожке. «Я отошел от церкви, пустился во все тяжкие, попал в зону по 158-й статье («кража»). Срок небольшой, и вообще можно сказать, что зона спасла меня, получился второй шанс в жизни», — рассказывает скупой на слова, как будто удивленный интересом к нему журналиста Соловьев.

Он освободился уже десять лет назад: сейчас живет в Поназырево в доме, где раньше с семьей обитал отец Евгений (сейчас он переехал в Шарью, где учатся его дети). Обстановка здесь почти спартанская, ничего лишнего — мастерская Соловьева на первом этаже, с большим окном. «Познакомился с батюшкой, он сказал, что строит храм, и я тут после освобождения тормознулся, думал передохну, соберусь с мыслями, как жить дальше, но постепенно осел — понравилось, никуда неохота теперь, — говорит Соловьев. — Я катился уже по наклонной, так что [произошедшее со мной] я воспринял как Промысл Божий». В Поназырево он нашел жену, недавно у них родился ребенок.

Иконы Соловьев пишет в основном на заказ для знакомых отца Евгения — местные их себе позволить не могут. Когда мы заходим к Соловьеву в гости, он как раз дописывает икону для отправки в Швейцарию местному коллекционеру.

Из Кирова в Поназырево переехал и алтарник храма Ксении Петербургской Виталий. Мы общаемся с ним в столярном цеху на предприятии Герасимова, где тот строгает под бодрый рэп, доносящийся из портативного радиоприемника. 

— Как вам в Поназырево? 

— Замечательно, я здесь уже полтора года, и мне очень нравится. Я всегда мечтал уехать из города. Господь сподобил, и отец Евгений после окончания духовного училища сюда позвал. В храме служу чтецом, семинарию заканчиваю в Иваново, — отвечает Виталий, полный лысеющий и тоже немногословный мужчина.

— Батюшкой хотите стать?

— На все воля Божья, но можно и в школе преподавать. 

— Не так много людей сюда жить переезжают. Вы уникальный человек!

— Слово неправильное подобрали. Сказали бы просто — «святой», — шутит отец Евгений.

— Неважно, где жить. Не место человека красит, а человек — место, — цитирует любимое выражение отца Евгения чтец, и они оба смеются. 

В столярном цеху алтарник делает вещи в основном для местных храмов, но сейчас работает над киотами для друзей отца Евгения из церкви в Сургуте. «Местным, если кому-то что-то надо, [помогаю] за пожертвование. А на предприятии нашем застой, объемы упали раза в четыре как минимум», — объясняет Виталий. 

На грани

Бывший сотрудник «Костромаэнерго», а ныне пенсионер, Анатолий Михайлович устраивает мне экскурсию по поселку: «Местной администрации трудно — денег нет, — рассказывает он, — А если нет предприятий, то только на государство вся надежда. Но теперь тут одни филиалы: раньше и сберкасса была, и налоговая, а все теперь в Шарье. Живем за счет зоны и железной дороги. Поселок, как бы это сказать, на грани». Мы проезжаем единственный местный супермаркет «Магнит», здание кинотеатра и строящийся третий год спортзал.

Навстречу едет машина, груженая лесом: «Это немецкая фирма “Крона” в Шарью везет, они делают ламинат и все такое, и даже опилки с пилорам забирают!».

Главная надежда местных жителей хоть на какое-то улучшение жизни, по словам Анатолия Михайловича, в понижении статуса Поназырево. «Несколько лет назад у нас уже бастовали учителя! У нас же всего 3 тысячи населения осталось, это село, а не город. Но из-за статуса поселка городского типа учителя получают меньше. Да и льгот нет, свет у нас по городским ценам, электричество стоит 4,36, а так бы было 2,50. Вот Вохма (населенный пункт неподалеку — прим. ред.) больше Поназырево, но там встали люди, и сделали его сельским поселением, а наша районная администрация боится, что сокращение чиновников произойдет, вот они и держатся за этот статус», — уверяет меня Анатолий Михайлович. 

Рядом с материалом про начальника колонии в местной газете есть статья о дне поназыревского пирога под названием «Пироговый прорыв». Праздник этот несколько лет назад придумала глава Поназыревского района Лидия Удалова.

«Это наш бренд! Честно скажу, это была чисто моя личная инициатива, — рассказывает мне Удалова. — Я раньше была заместителем по ЖКХ и дорогам и много ездила по области. В Шарье есть день пельменя, в Кологриве день гуся, а у нас почему-то ничего. Но за 16 лет работы в местном самоуправлении я нигде не ела такой вкусной выпечки, как в Поназырево».

Удалова говорит, что причина этого феномена в том, что в соседнем поселке Полдневица раньше было кулинарное училище, да и само население района «печет замечательно». 

Придуманный Удаловой праздник с дегустацией пирогов, конкурсами и народными гуляниями прижился («Люди у нас работоспособные, любят хорошо поесть, поэтому получился теплый и сытный праздник»), и в 2020 году он пройдет уже пятый раз. Больше, судя по моей беседе с главой района, радоваться жителям Поназырево нечему. 

— Поселок — красивый, протяженный, но, можно сказать, довольно-таки проблемный, но тем не менее жизнь продолжается, и наша задача всячески создавать комфортные условия, — бодрится глава.

— Но люди-то уезжают. 

— Отток существенный, но так ведь везде — у людей в приоритете города, все хотят, чтобы дети, закончив вуз, остались в городе, но есть население, которое любит сельскую местность. И в былые годы здесь было не очень много крупных производств, а сейчас в основном бюджетная сфера и торговля. Но я, например, не уеду в город, мне нравится жить в своем доме и заниматься земельным участком. И я всячески постаралась, чтобы мой сын остался здесь, и внуки были рядом. 

Удалова жалуется, что Поназырево не газифицировано (и пока в планах дотянуть ветку только до Шарьи), а для переработки древесины «нужны энергетические ресурсы».

«В плане лесосеки у нас довольно низкие места, и преобладает осина, поэтому рассчитывать на большое развитие не стоит, но есть хороший потенциал земель сельхозназначения, и мы проводим работу с населением — люди открывают крестьянские хозяйства по жимолости, малине и растениеводству, возвращаются к льну», — рассказывает она.

Хвастается глава района, что Поназырево участвует во всех нацпроектах (правда, не всегда удачно) — по образованию, культуре, городской среде. «Мы подали заявку на ремонт кинотеатра, чтобы привести зал в порядок, а в перспективе будет благоустроена центральная площадь. Доходная часть бюджета у нас небольшая — 20 миллионов рублей своих денег, остальное дотации региона. Нам были выделены деньги на строительство школы в поселке Якшанка, которую мы, к сожалению, не построили. Строим сейчас спортзал, он нужен населению, но на стадии строительства, увы, были допущены ошибки, которые мы исправили. В этом году собираемся его достроить», — докладывает глава района.

«Мы были [в колонии] на экскурсии по поводу занятости и взаимодействию с целью приобретения товаров, которые они производят, так что мы сотрудничаем в деловом ракурсе». 

Удалова утверждает, что давно хочет сделать Поназырево селом. «Инициатива людей есть, и администрация ее, естественно, поддержала. Мы посчитали, на сколько увеличится зарплата в бюджетной сфере, что платежи электроэнергии будут на 25% ниже, и обратились в областную думу. Статус поселка городского типа нам не дал во многие ФЦП войти. Думаю, что область рассмотрит этот вопрос», — объясняет глава района. 

— Депрессии у населения нет?

— Нет, люди берегут эту землю и привязаны к ней. Многие, кто уезжает, возвращаются, ведь в городе очень трудно пробиться, а здесь вернувшийся учитель или врач будет самым уважаемым человеком в населенном пункте.

Депрессии у населения нет, каждый занимается своим делом, и у нас же много ветеранов ФСИН с соцобеспечением, они люди с деньгами, живут комфортно.

Дорога к нам замечательная, возможности появляются. Мы не такой уж медвежий угол и заброшенный край!

***

Пока жду вечернего поезда в Москву, оказываюсь, по воле Божьей, на дне рождения предпринимателя Герасимова. Он, отец Евгений, построивший храм Ксении Петербургской молодой дьякон Владислав и алтарник Виталий вспоминают прошлое. 

— Система была неплохая, надо было хорошее оставить, а его много было. Сейчас же все перемешалось, — говорит Герасимов. — Национализм надо было только убрать, как говорит политик и писатель Николай Стариков, его культивировали и на Украине, и в Казахстане, а вот в Римской империи все были римлянами — и галлы, и киприоты.

— При Царе все было лучше устроено — тогда просто были губернии. А сейчас противостояние идеалов идет, у кого выше идеалы, тот и победитель, — считает отец Евгений.

— А я смотрю по своей семье. За последние 20 лет в городе стало лучше, а я из одной комнаты переехал в четырехкомнатную квартиру и машину приобрел, — веско замечает дьякон Владислав. 

На прощание он зовет меня приехать в Поназырево еще раз и обещает научить колоть дрова. После шести часов вечера, опустевшие, почти неосвещенные улицы поселка погрузились в абсолютную тишину, которую лишь изредка нарушает звук бензопилы. 

Автор / источник, фото: Илья Азар / «Новая газета».
Редакция Pravprihod.Ru.

• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
•