Иоанновская семья

Дорогие братья и сестры!

 

 

В день памяти нашего доброго батюшки Иоанна Кронштадтского предлагаем вам перенестись на 110 лет назад. Представить, что в этот день происходило в Петербурге, нам позволит работа Елены Николаевны Машенджиновой, которая была издана в формате брошюры под названием «У врат вечности», к 25-летию канонизации святого праведного Иоанна Кронштадтского в 2015 году. Сегодня мы публикуем выдержки из этой книги.

 

«Благодарю Тебя, Господи... По Твоей милости встречаю 80-й год моей жизни. Милость несказанная. По грехам моим я недостоин был видеть и 40-й год жизни, а тут – 80-й год. О, щедроты неисчетные Господа моего! Что я принесу или что воздам Тебе, Спаситель мой, Врач мой, Слава моя, Сила моя! Но даруй мне конец благий, Господи, и не посрами меня», – записал в дневнике в последний год своей земной жизни святой праведный Иоанн Кронштадтский.

 

 

***

 

Когда-то он был слабым и болезненным отроком. Никто бы не удивился, окажись его жизнь короткой. Но Господь отмерил ему на земле продолжительный путь, и это был путь великих трудов и духовных подвигов, непрестанной горячей молитвы и самоотверженной заботы о бедствующих, скорбящих, нуждающихся в помощи людях.

 

До весьма преклонных лет отец Иоанн удивлял окружающих своей бодростью и неиссякаемой энергией. Казалось, будто ему просто неведома усталость. Он и внешне достаточно долго производил впечатление более молодого человека, чем был на самом деле.

 

Люди ближнего круга знали о болезнях Батюшки и понимали, что физических сил у него остается все меньше. Однако даже им было сложно представить себе, что рано или поздно земля скроет от них источник, из которого они привыкли каждый день обильно черпать благодатную помощь. И вот это время приблизилось.

Значительную часть 1908 года отец Иоанн, несмотря на частые мучительные боли и все увеличивающуюся слабость, провел в привычном для себя режиме – почти ежедневно служил Литургию, занимался благотворительностью, совершил несколько пастырских поездок...

 

Примерно с августа угасание его заметно ускорилось. Можно с уверенностью утверждать, что он не просто предвидел скорую смерть, но и знал отведенный ему срок. Несколькими годами ранее была совершена закладка Никольского Морского собора в Кронштадте – Батюшка сказал, что его не станет, когда стены нового храма подведут под кровлю.

И вот осень 1908 года: строительство собора уже завершается, стены подведены под кровлю...

 

В ноябре он начал заранее отсылать поздравления с Рождеством, говоря: «А то и вовсе не получат». Мать Ангелина, настоятельница основанного Батюшкой Иоанновского монастыря в Санкт-Петербурге, спросила: когда сестры смогут увидеть его и причаститься? «К Рождеству соберусь. Только причаститься не придется», – был ей ответ.

В последние дни, уже совсем ослабевший, в полузабытьи, он неоднократно спрашивал, сколько осталось до 20 декабря. А 18-го числа сказал: «Ну, хорошо, значит, еще два дня». Последнее распоряжение он сделал вечером 19 декабря, благословив мать Ангелину освятить храм-усыпальницу в Иоанновском монастыре, крипту, в которой Батюшка приготовил для себя место упокоения.

20 декабря 1908 года, за несколько дней до Рождества, земная жизнь праведника завершилась. Прошедшее в Кронштадте и Петербурге прощание с Батюшкой стало ярким и неоспоримым свидетельством того огромного значения, которое он имел для всей страны, той благодарной любви, которую питала к нему православная Россия.

 

***

 

Святая душа оставила изможденное трудами и болезнями тело отца Иоанна в 7 часов 40 минут 20 декабря 1908 года. В последние часы рядом находились родственники – священник Иоанн Орнатский и Р. Г. Шемякина. Несмотря на боли, Батюшка отказался от врачебной помощи и только лишь принял несколько капель святой воды. Значительную часть времени он провел, сидя в кресле, и, судя по всему, из последних сил творил умную (мысленную) молитву.

Когда ему стало хуже, его уложили в постель. Литургия в Андреевском соборе началась раньше обычного, в три часа утра, а около четырех часов священник Иоанн Аржановский и священник Николай Петровский прибыли на квартиру Батюшки со Святыми Дарами, и он в последний раз причастился Святой Крови. Сам вытер уста и некоторое время был спокоен. Затем ему сделалось душно, и вскоре он впал в забытье. Его ровное дыхание становилось все тише и тише и, наконец, окончательно затихло. Отец Иоанн Орнатский тем временем читал канон на исход души и отходную...

 

Батюшка лежал, сложив на груди руки. Глаза, доселе закрытые, чуть-чуть приоткрылись, и из них показались чистые, как хрусталь, слезинки.

Принесли супругу праведника, которая была сильно больна. Рыдания и слезы, доселе сдерживаемые, вырвались у очевидцев великого таинства смерти, и весть о ней с быстротой молнии стала передаваться из уст в уста.

Первым прибыл к одру почившего ключарь Андреевского собора протоиерей Александр Попов, сам заболевший в тот день, члены причта Андреевского собора. Все они вместе со священниками Иоанном Орнатским и Иоанном Аржановским совершили положенное для священников по уставу Церкви помазание елеем всего тела покойного, обратив внимание на крайнее истощение страдальца.

После помазания почивший был одет в священнические одежды, им самим для этого предназначенные; на главу возложена митра, как победный венец. Лик его принял величавый и спокойный вид, и весь он, одетый в полное священническое белое облачение и в белой митре, напоминал собою светлого ангела.

 

Священнослужители на руках перенесли тело в другую комнату, где была отслужена первая панихида. В то же время торжественно-печально загудел колокол Андреевского собора, извещая жителей Кронштадта о великой, невознаградимой утрате.

О кончине высокочтимого пастыря было немедленно сообщено по телеграфу Государю в Царское Село, в Гатчину, митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию, обер-прокурору Священного Синода И. И. Извольскому. На докладе обер-прокурора о смерти протоиерея Иоанна Ильича Сергиева Государь император Николай Александрович собственноручно начертал: «Со всеми почитавшими усопшего протоиерея отца Иоанна, оплакиваю кончину его». От имени царской семьи были направлены венки для возложения на гроб праведника.

…В тот же день весь Петербург уже знал о том, что в Кронштадте скончался Батюшка Иоанн. Немедленно почти во всех церквях столицы начали служить панихиды.

 

***

 

Утром 21 декабря на Балтийском вокзале несметные толпы народа брали билеты до Ораниенбаума, чтобы добраться в Кронштадт. В поездах царило особое благоговейное настроение. Разговоров слышно не было; все ехали молча, лишь изредка переговариваясь отрывочными фразами. В Ораниенбауме, куда до самых сумерек подвозили поезда новых и новых паломников, спрос на извозчиков был огромный. Кибитки, дровни, сани целый день тянулись по льду черной вереницей в сторону Котлина.

 

В самом Кронштадте всю ночь на 21 декабря у ворот церковного дома толпился народ. Выстроилась длинная цепь желающих проститься с отцом Иоанном (поздно вечером доступ в квартиру усопшего пастыря был прекращен).

В 9 часов утра на квартире почившего совершили последнюю панихиду, на которую собрались представители местной администрации и множество почитателей Батюшки. Небольшая квартира не могла вместить всех собравшихся. Затем на руках духовенства гроб был вынесен на улицу…

Под печальный перезвон колоколов процессия, впереди которой несли иконы и хоругви, направилась к Андреевскому собору. Вдоль улицы шпалерами стояли сухопутные войска, которые с трудом сдерживали многотысячную толпу. Окна, заборы, крыши домов были усеяны народом. То там, то здесь раздавались рыдания: «Дорогой Батюшка!.. родимый!.. Красное солнышко!.. Не оставляй нас!.. Молись за нас, грешных!..».

 

 

У собора гроб опять взяло в руки духовенство во главе с преосвященным Кириллом и внесло в храм, который был украшен тропическими растениями. Собор был переполнен, и еще тысячи народа толпились на площади и Николаевском проспекте. Епископ Кирилл с многочисленным духовенством отслужил Литургию, началась панихида. Рыдания народа, порой заглушавшие возгласы священнослужителей, производили потрясающее впечатление.

После первой панихиды в соборе началось прощание с почившим пастырем. Людей пропускали по очереди, в которой приходилось стоять часами. Проходили по двое с правого бокового входа, выходили с левой стороны. Панихиды тем временем шли одна за одной.

Гроб стоял на высоком помосте, вокруг ярко горели свечи. Как положено у почивших священников, лицо было закрыто. К его исхудавшим рукам (в правой из них лежал небольшой позлащенный крест) приложились многие тысячи народа.

В 7 часов вечера начался парастас (заупокойная всенощная). Всю ночь на 22 декабря Собор был открыт, и всю ночь непрестанно шли люди. У большинства на глазах были слезы, снова и снова слышались сдавленные рыдания и горестные возгласы.

 

Утром Андреевский собор закрыли. В тот день предстоял длинный и трудный путь: тело Батюшки нужно было перевезти в Петербург – в Иоанновский женский монастырь для погребения. Отслужили Литургию, к окончанию которой Собор, площадь и прилегающие улицы были оцеплены войсками. За оцеплением стоял народ – на улицах, в окнах домов, на крышах, на заборах, на деревьях... Петербургские ворота, через которые тянулась дорога по льду в Ораниенбаум, в 9 часов утра были закрыты, всякое движение легковых экипажей и саней по льду прекратилось в 10 часов, а часом позднее — и движение пешеходов.

Под яркими лучами зимнего солнца народ на площади терпеливо ждал выноса гроба. Священник Андреевского собора Павел Виноградов произнес простую, но сердечную и трогательную надгробную речь, которую закончил словами: «Мы ничем другим не можем отблагодарить нашего дорогого усопшего, как земным поклоном». Почти вся церковь опустилась на колени. Епископ Кирилл в своем слове сказал об ореоле небесной славы, окружавшем батюшку Иоанна. Голоса духовенства и пение певчих то и дело прерывались рыданиями.

 

В 11 часов 30 минут начался вынос тела. Гроб был обнесен Крестным ходом вокруг Собора и под перезвон колоколов установлен на колесницу. Военные оркестры играли старый гимн «Коль славен наш Господь в Сионе». Для участия в процессии собрались хоругвеносцы из всех кронштадтских церквей. Во главе процессии шли драгуны со знаменем и хором, далее следовали певчие, духовенство, колесница с телом почившего и начальствующие лица во главе с генералом Артамоновым. Замыкала шествие рота 94-го Енисейского полка и народ – в количестве по крайней мере 20 тысяч человек обоего пола. У Морского собора, у церкви Богоявления и возле часовни у Петербургских ворот, выстроенной в память адмирала Макарова, были совершены литии. По всей дороге через город стояли войска шпалерами. Лютеранская церковь на морском берегу почтила память дорогого покойника продолжительным погребальным звоном.

 

 

Далее предстоял путь через залив. По приказу главного начальника Кронштадта, всем желавшим проводить усопшего по морю предписано было, из-за непрочности льда, следовать рядами, не менее чем на два шага друг от друга. На всем морском пути устроили пять спасательных станций, через обнаруженные во льду трещины соорудили мостики. Епископ Кирилл с некоторыми священнослужителями отправился вперед в Ораниенбаум, чтобы там встретить процессию на вокзале.

 

Весь путь был пройден менее чем в три часа. Погребальное пение и звуки «Коль славен» не смолкали ни на мгновение. В Ораниенбауме, куда с утра съезжались почитатели праведника из столицы, из Стрельны, Петергофа, прибытия тела Батюшки ждали и стар, и млад, и богатый, и бедный... По всему городу раздавался перезвон колоколов. Местное духовенство во главе с преосвященным Кириллом отправилось Крестным ходом навстречу процессии на берег.

 

Гроб принесли на железнодорожную платформу и поставили в траурный вагон специального поезда, сформированного распоряжением начальника Северо-Западных железных дорог камергера Ф. М. Валуева. На платформе под рыдания толпы прошла краткая лития. В 4 часа дня поезд тронулся. Многие на коленях крестились ему вслед.

Приближаясь к каждой станции, поезд замедлял ход, но не останавливался. На всех станциях масса народа встречала последнее путешествие дорогого Батюшки по Балтийской железной дороге, по которой он совершил так много поездок с тех времен, как начал свое служение в Кронштадте.

 

Около 5 часов траурный поезд прибыл в Петербург. Процессия переноса тела отца Иоанна с Балтийского вокзала в Иоанновский монастырь на Карповке была полна скорбного умиления и величественной печали.

Еще с 3 часов по Обводному каналу и всему Измайловскому проспекту выстроились тысячи людей.

В парадных комнатах вокзала собралось духовенство… К вокзалу прибыли хоругвеносцы Исаакиевского собора и ряда приходских церквей. Среди прочих были представлены хоругви от Иоанновского монастыря и освященное отцом Иоанном знамя-хоругвь от «Союза русского народа». По всему пути похоронного шествия до монастыря движение по улицам было прекращено.

Когда поезд остановился под сводами Балтийского вокзала, на платформу вышли преосвященный Кирилл и сопровождавшие тело священники, которые присоединились к встречающим. Перед открытым траурным вагоном была отслужена лития. Пел хор певчих Семеновского полка.

 

Духовенство вынесло гроб из вагона и установило на траурную колесницу с серебряным балдахином, украшенную митрой. Лишь только печальное шествие двинулось с вокзала, в воздухе пронесся скорбный удар колокола. Народ на площади стал креститься, раздались рыдания, перешедшие в общий плач, когда процессия вышла на площадь.

Перед колесницей во главе с архиереями шествовало в серебряных украшениях духовенство всех столичных церквей, включая восемь митрофорных протоиереев. По бокам несли хоругви и знамена патриотических организаций, освященных самим отцом Иоанном. За колесницей шел санкт-петербургский градоначальник генерал-майор Д. В. Драчевский и бывший комендант Кронштадта, командующий войсками Киевского военного округа генерал-лейтенант Н. И. Иванов.

 

Процессия медленно двигалась под печальный перезвон колоколов. По всему пути следования неисчислимые толпы народа занимали площади и тротуары. Как и в Кронштадте, крыши домов и заборы были усеяны людьми. Плач и рыдания народных масс заглушали пение певчих и звон. Из среды певчих и духовенства всю дорогу слышались трогательные напевы канона: «Помощник и Покровитель бысть мне во спасение». Народ, шедший за гробом, образовал несколько хоров, которые пели «Святый Боже», «Вечную память» и другие духовные песнопения.

Завидев гроб, люди, стоявшие на той или иной улице, поднимали плач, который порой был так громок, что чувствовалось – этот плач достигает неба и действительно будет почившему пастырю вечная память. Так народ провожал священника, который сам был воплощенной народной добротой, народною совестью, народною верой.

 

Не бывало еще, кажется, похорон с такой огромной, плачущей толпой из людей всевозможных званий, от последнего простолюдина до высших чиновников.

Из Воскресенской церкви Общества религиознонравственного просвещения, что у Варшавского вокзала, вышли священники храмов Общества с Крестным ходом; председатель совета совершил литию, и священники присоединились к процессии. У Измайловского собора Святой Троицы, у Вознесенской церкви перезванивали колокола, выходило духовенство с хоругвями и совершались литии. У Исаакиевского собора во главе многочисленного духовенства вышел для служения литии маститый настоятель, ровесник Иоанна Кронштадтского, митрофорный протоиерей Иоанн Соболев.

 

Затем процессия направилась, по особому повелению Государя, по набережной Невы мимо Зимнего дворца. Благодаря этому высочайшему повелению, гроб пронесли мимо здания Священного Синода, где также была сделана небольшая остановка и отслужена лития. Некоторые вспомнили предсказание Батюшки, сделанное им за три недели до кончины. Тогда его приехали навестить давние усердные почитатели – купцы В. П. Крутов и А. А. Забелин. В беседе с ними Батюшка, между прочим, говорил: «Ведь в монастыре-то меня ждут сестры и хотят причаститься. Ну да к празднику-то (Рождества Христова) я соберусь, только причастить, пожалуй, не придется. Просят меня также побывать и в Священном Синоде. Побываю и там, хотя на полчаса или на несколько минут. Только ведь я там никогда не бывал, не знаю, как войти; а впрочем, покажут». Теперь это предсказание исполнилось.

 

У Святейшего Синода отслужил литию настоятель синодской церкви Семи вселенских соборов, председатель учебного комитета протоиерей Димитрий Беликов. При проходе процессии по Дворцовой набережной во дворцах великих князей Владимира Александровича и Михаила Николаевича открывались окна.

По набережной Невы шествие проследовало до Троицкого моста, на котором не было народа. За мостом, у собора Святой Троицы, древнейшего в столице, также совершалась лития. Затем процессия последовала по Троицкому проспекту. Поредевшие на набережной, массы народа здесь скопились вновь. Десятки тысяч плачущих глаз... В нескольких местах на Каменноостровском проспекте были отслужены литии. Присоединились хоругви от Матвеевской церкви и Института принцессы Ольденбургской.

 

Шедшие впереди гроба архиереи весь путь совершили без отдыха. Многочисленное духовенство шло, несмотря на зимний дождь и длинный путь, в полном облачении, с 7 часов утра – от Андреевского собора в Кронштадте до Ораниенбаума по льду, и от Балтийского вокзала до самого Иоанновского монастыря на Карповке, то есть не менее 25 верст пешком в общей сложности.

 

 

Когда процессия уже подходила к Карповскому мосту и была совсем недалеко от монастыря, многие ясно увидели, как с небосклона быстро упала звезда. Путь ее был направлен как раз в сторону монастырской обители. В народе этот случай обсуждали на разные лады – в падении звезды видели небесное знамение.

 

В 8 часов 30 минут печальная процессия прибыла к монастырю под перезвон колоколов. Вся набережная Карповки была очищена от публики и экипажей. В церковь пускали только по билетам, и она была задолго до прибытия гроба полна молящимися.

При входе стояли все сестры обители во главе с настоятельницей игуменьей Ангелиной и духовенство. Все вышли встретить дорогого покровителя и молитвенника, прибывшего в свою обитель к празднику Рождества Христова, но уже безгласным и бездыханным. На руках духовенства, за сестрами, поющими «Помощник и Покровитель», гроб был внесен в большой Соборный храм и установлен там посередине на катафалк, обтянутый белым глазетом. Кругом, у колонн, стояли живые растения. Гроб был поставлен на место с большим трудом, так как все стремились к нему приложиться. Немало пришлось употребить усилий, чтобы водворить порядок.

 

В 9 часов вечера в Соборном храме начался парастас, который служил епископ Архангельский Михей, духовный сын и усердный почитатель Батюшки. В служении участвовало до 40 священников и диаконов. Величественно и трогательно было это богослужение – особенно в те минуты, когда пели все священнослужители, собравшиеся вместе движением горячей любви к новопреставленному отцу Иоанну.

В 12 часов ночи окончилось богослужение, и тотчас начался впуск по очереди всех желающих проститься с дорогим Батюшкой. Первыми подходили сестры монастыря, обливаясь горючими слезами. Можно ли изобразить их душевное состояние при этом последнем целовании? Они прощались с тем, кто был им ближе отца родного. Он принял их в обитель – а большинство из них жило в бедности, в суровой обстановке. Батюшка их всех пригрел, во всем помогал, учил их, питал телесно и духовно...

После сестер подходили миряне. Много прошло их, целуя истощенную десницу досточтимого пастыря, но еще более осталось тех, кому не удалось исполнить своего горячего желания проститься с Батюшкой. В 6 часов утра доступ к гробу был прекращен. В это время в церкви-усыпальнице началась ранняя литургия, которую совершал архимандрит Игнатий при участии многих других священников. В Соборном храме необходимо было прибраться и приготовиться к Литургии и отпеванию. Около гроба всю ночь продолжалось чтение Святого Евангелия и непрерывно служились панихиды. Многие, приложившись к руке Батюшки, зажигали свечу, которую уносили себе на память.

 

В 8 часов 30 минут утра начался благовест к поздней Литургии. Из архипастырей первым прибыл Кирилл, епископ Гдовский. За ним прибыли архиепископ Финляндский Сергий, епископ Архангельский Михей, ректор Санкт-Петербургской Духовной академии архимандрит Феофан, ректор Семинарии архимандрит Вениамин… и много других высокопоставленных лиц, представителей купечества и людей разных званий.

Через несколько минут после начала богослужения в храм неожиданно, словно знаменуя победу света над тьмою, проглянуло солнце и ярко осветило своими лучами гроб и стоявших около почившего.

В конце Литургии председатель Общества распространения религиозно-нравственного просвещения протоиерей Философ Орнатский, с благословения владыки митрополита, произнес прочувствованную назидательную речь. Слово пастыря несколько прерывалось громким плачем присутствующих. Сквозь слезы говорил и сам проповедник.

 

Без четверти двенадцать окончилась Литургия и началось отпевание по чину, положенному священнослужителям. На отпевание, кроме упомянутых иерархов, вышло до 60 священников и до 20 диаконов; почти столько же присутствовали как простые богомольцы – за недостатком места и облачений. Едва только раздались умилительно-скорбные слова заупокойных песнопений, как по всей церкви в руках собравшихся начали возжигаться, словно звездочки, восковые свечи. Плач молящихся смешивался с молитвенными возгласами архипастырей и пастырей. «Со святыми упокой» было коленопреклоненно пропето всем храмом совместно с хором…

 

После трогательного последнего прощания митрополита Антония и духовенства с почившим открытый гроб с телом был вынесен на руках священства из верхней церкви в нижнюю церковь-усыпальницу. Трудно передать скорбь инокинь при виде этого выноса. Все они плакали навзрыд, многие теряли сознание. Плакали несшие гроб, плакали и все стоявшие на пути печального шествия.

 

Много горьких слез пролилось и в самых отдаленных местах России при вести о кончине великого молитвенника и пастыря.

 

Лицо почившего, как священнослужителя, было закрыто воздухом (специальное покрывало). Но те, кто возлагал венчик на его чело, видели, что лицо было совершенно спокойное, глаза приоткрыты, а зрачки устремлены вверх, какбы у молящегося. И это чувство живой связи и неразрывного единения в любви и вере с дорогим покойником – еще осязательнее запечатлевалось в сердце там, в нижнем храме-усыпальнице, у мраморной гробницы, куда был опущен гроб с останками Батюшки в 2 часа 15 минут 23 декабря 1908 года (по Юлианскому календарю).

 

 

 

Рассказать: