28 декабря – этот день я буду помнить всю жизнь. Приходили шефы, дарили подарки, а мне впервые в жизни не хотелось даже конфет.

Кажется, у меня температура поднялась от этого моего тотального нехотения. Причиной всему была моя наивная вера в новогоднее чудо. Ровно год назад мне на празднике Дед Мороз тихонько шепнул на ухо, невольно щекотя своей белой бородой мою щеку:

– Этот год у тебя важный, будет совершенно особенный, малыш!

И я не спал тогда всю ночь, мне казалась, что я могу пропустить то, ГЛАВНОЕ, что обещал волшебник.

Весь год я честно ждал. Меня перевели в другой детский дом, но я и тут сдержался, даже не заплакал. Мальчишки в группе приняли меня холодно, но поколачивали не часто. Как-то нашему неформальному лидеру Мишке на глаза попались новогодние картинки, которые я сохранил у себя после утренника. Ребята высмеяли меня, картинки порвали. Но я не верил, когда они с издевкой кричали мне:

– Малявка! Деда Мороза не существует! Запомни!

Даже подрался из-за этого среди летнего зноя. Дрался я впервые в своей жизни – бился изо всех своих сил. Мне исполнилось семь. В сентябре я пошел в школу, но ждать особенного чуда не преставал.

И когда наступил декабрь, силы мои были просто на пределе... Вот я и попал в больницу.

Вечером воспитатель заметила мое состояние, «полное отсутствие всякого присутствия», и отвела в изолятор. Сил плакать у меня уже не было. Я не хотел дышать и жить.

Я провалился в забытьё от сделанного мне укола. А среди ночи вдруг проснулся от острой пронизывающей боли в животе. Только к утру меня доставили по скорой в больницу. И сразу сделали операцию – удалили аппендицит.

Мне было очень больно, когда пришел в себя. Очнулся уже в реанимации. Губы потрескались, нестерпимо хотелось пить, но я был счастлив – вокруг меня суетились люди в белых халатах и руки у них были теплые, заботливые. Медсестра часто трогала мой лоб, а уставший доктор пришел посмотреть, как я выхожу из наркоза, пробовал мой пульс.

Утром пришла старенькая бабушка. Это была санитарочка. Она так ловко переодевала меня, помогала кушать, обтирала мое тело и лицо, что мне хотелось обнять ее, прижаться и не отпускать из своих объятий никогда. До сих пор помню, что все звали ее Михайловной. Она всегда что-то беззвучно шептала (теперь понимаю, что она молилась), а меня называла голубком. Нежно гладила меня по голове. Такое отношение ко мне и уход я встретил тогда впервые в своей жизни.

И эти прикосновения вернули меня тогда к жизни... Я снова дышал, почувствовал острый запах лекарств, желание напиться воды и взглянуть в окно. Но сон снова погрузил меня в темноту.

Так прошло несколько дней. Я лежал после операции в реанимационном блоке, рядом с постом медсестры. Мне было интересно за ней наблюдать сквозь дымку тумана моего сознания... Было тихо, и вдруг весь медперсонал засуетился.

Через какое-то время я услышал плач, но быстро все стихло.

Утром через стеклянную стену, разделявшую реанимацию на отдельные блоки я увидел на постели копну рыжих волос. Оказалось, что в новогоднюю ночь с трассы привезли пострадавших в дорожно-транспортном происшествии, именно этим было вызвана суета.

Медсестра не заметила, что я проснулся. Она рассказывала своей коллеге, что семья рыжеволосой девочки попала в ДТП. Позже оказалось, что все погибли, кроме нее. Имени ее никто не знал, по этой причине все называли ее «найденышем».

Мне было пронзительно жаль бедняжку: она не кушала, не вставала и не разговаривала. Только во сне тихо стонала. Я все свое сознательное детство мечтал о встрече с родителями, переезде в семью. Что такое смерть я тоже уже знал на тот момент. Именно из-за трагической гибели нашего товарища меня перевели в этот новый детский дом. Парнишка тогда неудачно упал с дерева. Мы все в тот момент были во дворе и видели это чрезвычайное происшествие. Я тогда заметил, как его руки и ноги, голова не естественно повисли, словно, у ватной куклы при перекладывании его на носилки…

 Доктора пытались говорить с «найденышем», но она молчала.

 – Шок! – сказал наш врач.

Медсестра предложила пригласить священника. Это Михайловна внесла такое предложение, когда обтирала тельце рыжеволосой девчушки.

Что такое шок, и кто такой священник я на тот момент не знал.

На следующий день к нам в палату вошел рослый великан в черном длинном одеянии и с деревянным большим крестом на груди. Тогда я впервые в жизни видел православного батюшку. Он внимательно посмотрел на девочку, постоял рядом с ее кроватью, погладил по голове, пошептал ей тихонько что-то, наклоняясь ближе к ней.

И после, совершенно неожиданно, подошел ко мне. Присел на краешек кровати, спросил мое имя. Лицо у него было добрым, взгляд – внимательным, руки – теплыми. Он тоже ласково погладил меня по голове. Начал расспрашивать про мою болезнь и интересы, а потом спросил:

– Дружок мой Иоанн! А крещен ли ты?

Слово «крещен» для меня было совершенно новым. Рядом стояла Михайловна. И я беспомощно оглянулся на нее.

Взрослые поговорили между собой. И священник снова погладил меня по голове. А потом рассказал о Спасителе. Он говорил так понятно и искренне, что мне показалось, я давно знаю и Иисуса Христа, и этого доброго человека с крестом на груди.

Вечером Михайловна снова мне говорила о Господе, продолжая ухаживать за мной. На следующий день снова пришел батюшка и крестил меня. Это произошло 2 января. Михайловна ему помогала. Так у меня в жизни появилось два родных человека, а еще Ангел Хранитель и святой небесный покровитель, в честь которого меня крестили.

Батюшка Георгий стал моим крестным, а Дарья Михайловна – моей крестной. Мне надели крестик и подарили небольшую иконочку моего небесного покровителя – святого праведного Иоанна Кронштадтского – и несколько книг. Эти книги я до сих пор храню. На внутренней стороне обложки одной из них написано рукой отца Георгия: «Господь дарит надежду и чудо тем, кто верит! И никогда не оставляет тех, кто идет к Нему! В добрый путь, Иоанн!»

Я был счастлив – столько внимания мне никогда никто не уделял! Вот так особенно заканчивался для меня тот памятный год и начинался новый!

В тот день священник долго еще сидел на краю кровати и говорил, говорил с девочкой. Она продолжала молчать.

Батюшка стал каждый день заходить к нам в палату. На праздник Рождества Христова отец Георгий принес нам сладкие подарки, взял меня на руки (это тоже было впервые в моей сознательной жизни) и принес меня в «гости» к найденышу. Лицо ее было бледным, а смотрела она по-прежнему в потолок.

От избытка чувств и тепла, которое я ощущал каждой своей клеточкой, мне захотелось взять ее за руку. Я обхватил ее ладошку двумя своими и замер, слушая рассказ о празднике рождения Иисуса Христа. Ладошка нашей рыжеволосой девочки дрогнула, и она перевела взгляд на нас. Батюшка назвал ее умничкой. Он показывал нам книгу с красивыми библейскими картинками…

В этот вечер она первый раз согласилась кушать кашу. Михайловна кормила ее с ложечки и приговаривала добрые слова. Прощаясь, батюшка поручил мне чаще заходить в гости к девочке. Оставил для нас цветные карандаши и альбомы для рисования. Мы подружились – она смотрела своими изумрудно-зелеными глазами на меня и внимательно слушала. Я читал ей свои книжки. Мы рисовали. А через два дня утром она (громко и четко спросонья), позвала маму. Михайловна заплакала, обнимая малышку.

Теперь мы знали ее имя – Машенька. В больницу приходил милиционер и принес ее документы. Я слышал разговор доктора с медсестрой:

– Машу определили в детский дом, в котором живет Иван. Их увезут вместе.

Так мы стали собратьями по несчастью. Мы дружили все школьные годы, которые нам выпало жить в детском доме. Я защищал Машу. Девочки не прощали ей самого факта, что у нее были родители и совсем иная жизнь раньше. Ее домашние платья изрезали ножницами в первую же ночь соседки по спальне. Машенька часто ходила с заплаканными глазами. Я старался погладить ее по голове, подражая батюшке.

Со временем она привыкла, девчонки оставили ее в покое.

Несколько раз в год к нам в гости приезжал батюшка Георгий. Он привозил подарки для всех ребят к празднику Рождества, а в нашей группе накрывали чайный стол – это стало традицией.

На выпускном вечере мы танцевали вальс с Машей в паре. Учиться специально пошли в одно училище, чтобы не разлучаться. А жить мы стали вместе в квартире, которая осталась Маше от родителей. Батюшку к тому времени перевели служить в другой город и связь у нас с ним потерялась.

Училище Маша заканчивала уже беременной. 28 декабря у нас родилась старшая дочь.

Я работал. Маша с дочерью неизменно ждали меня дома. Через три года у нас родился сын, а еще через год – младшая дочурка. Мы были счастливы. Жили дружно. В многоэтажном доме трагическую судьбу семьи Маши помнили сердобольные соседи и очень помогали нам и вниманием, и заботой, и добрым советом...

В одно летнее воскресное утро мы собирались поехать все вместе в парк на прогулку, но Маша вдруг упала в обморок. Когда она пришла в себя, чувствовала слабость. Мы остались дома. А потом обмороки стали повторятся все чаще. Ее положили в больницу. Доктора поставили страшный диагноз, а через два месяца ее не стало.

После похорон я совершено не понимал, как жить дальше. Теперь помощь соседей была просто спасением.

Но беда одна не ходит. Через неделю моих деток забрали в детский дом. Мы с Машей официально расписаться так и не собрались – жили «гражданским браком» по новой «моде». Оформляя свидетельство о рождении старшей дочери в родильном доме, Маша послушала «добрый совет» заботливой акушерки: поставить прочерк – в графе «отец». Объяснив очевидную материальную разницу в начислении детских пособий для матерей-одиночек, акушерка авторитетно заверила:

– Так делают многие! Пусть государство помогает! Время такое, продукты все дороже и дороже. У вас нет ни бабушек, ни дедушек ...

Я тогда не вник в эти нюансы, да и не обратил на это никакого внимания. Было много забот по обустройству детской комнаты, сбора для малышки вещей для выписки… Второго и третьего ребенка Маша по инерции записала так же, а вот теперь я оказался чужим для своих родных и любимых деток.

Когда детей увезли, я остался один в пустой квартире. Боль души была нестерпимой. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не наши дорогие соседи. Они пришли ко мне. Заварили чай, между делом, накормили ужином. Долго сидели со мной. А на ночь осталась одна бабушка.

Жила она с нами на одной площадке. И наши дети считали ее родной. Баба Нюра гладила меня по голове, шептала молитвы… Она и раньше была частым и всегда желанным гостем у нас. Благодаря ее молитвенной поддержке и я стал, со временем, чаще обращаться ко Господу, просил помощи у Богородицы. В нашей квартире затеплилась лампада в святом углу.

Утром следующего дня на завтрак ко мне собрались четыре самых активных человека из числа соседей. Я плохо понимал, что мне следует предпринять, чтобы вернуть своих деток. У моих старших товарищей уже был четкий план необходимых действий.

Они помогли найти мне адвоката. Оплачивали его услуги. Помогли собрать деньги на оплату теста ДНК, который был необходим для установления факта моего отцовства, поддерживали меня весь этот трудный для меня год. Бабушка Нюра жила со мной, заботливо опекая с материнским теплом. Каждый из них старался быть со мной рядом на заседаниях суда. Мы вместе ходили проведывать моих деток в детском доме, ездили на могилку к Маше в день ее рождения. С бабушкой Нюрой мы ходили вместе в храм на Литургию. Вечерами она терпеливо и с большой любовью, мудро и ненавязчиво говорила подолгу со мной, отгоняя отчаяние.

Сегодня снова 28 декабря, и мои крохи уже со мной. Новогодняя красавица-елка в нашей квартире к их приезду сверкает разноцветными огоньками. Пахнет пирогами и мандаринами. Нас встречали соседи.

Я стал седым за это время, но теперь я точно не сирота – у нас с детками теперь большая дружная семья – с бабушкой Нюрой и многочисленными тетями и дядями, которые проживают в нашем доме и стали для нас родными! А 31 декабря к нам в квартиру постучал Дед Мороз, принес подарки!

PS. Эту историю я узнала от сердобольных соседей главного героя настоящего повествования. Мне позвонила Алевтина, когда нужна была дополнительная консультация адвоката. Наш специалист проконсультировал без всякой оплаты. А потом весь год мы продолжали периодически связываться с ней.

Парень от моей профессиональной помощи (психологической поддержки) отказался. Ему вполне хватало внимания, душевного тепла, которым щедро делились его дорогие соседи.

2.01.2022 г.