Иоанновская община

Сегодня, в сороковой день со дня кончины († 9 января 2020 года) иеродиакона Никона (Муртазова), предлагаем вашему вниманию еще один из его удивительных рассказов.

Храм стоял на горе одиноко. Униженный и оскорбленный, почти разрушенный, никому теперь не нужный. Расправились с ним как могли, и не чужие, а свои, хотя и стоял он на татарской земле. Православный люд в безумии отступивший от Бога, крушил все святое. Вот и этот, намоленный годами, пропитанный запахом ладана и воском свечей храм, паперть которого разворочена ломами и киркой, и теперь зарастала травой, до времени сопротивлялся страстям, пока зло не взяло свое. Теперь храм служил лишь складом для пекарни, прилепившейся сбоку к его ребру, а еще раньше он служил складом для заготовки сельхозпродуктов.

Храм посвящен был Святой Троице с приделом Святителя Николая. Но колокола сняли, а придел сломали еще в тридцатые годы. На их месте, среди каменных глыб с торчащей арматурой, рос бурьян. Там паслись козы. Храм простоял более двухсот лет. Много гроз пронеслось над ним. Рядом с храмом — кладбище, где лежат те, кто когда-то строил эту церковь, молился в ней, венчался, крестил детей, кого здесь же и отпевали. От колыбели до гроба вся жизнь крестьянина проходила в нем. Здесь упокоились военные поселенцы смоленщины, что по приказу Грозного царя Ивана переселились с семьями в эти каменные края. Здесь спят мои предки непробудным сном до Страшного Суда Христова. Благодать Святого Духа озаряла, освящала их нелегкую крестьянскую жизнь, их труд, давала надежду на будущее. Она освящала землю, на которой с утра до позднего вечера трудился человек, удерживая его от зла и всякого греха, сохраняя русскую патриархальность.

В детстве я любил бывать здесь. Влекла меня невыразимая внутренняя тяга, предощущение благодати. Любил смотреть с горы, на которой стоял храм, как догорали зори над селом, раскинувшемся у ее подножия. Внизу протекала речка Шешма. Для меня все здесь было свято. Рассказывали, что один крестьянин носил кирпич от разрушенной колокольни к своей печи. Заболел гангреной ноги и умер, успев раскаяться. Рассказывали еще, как после закрытия храма один мальчик, лежа в овражке, написал его с натуры масляными красками на куске фанеры. Эта небольшая картина оказалась у нас в доме и висела на стене в горнице у самой божницы, возбуждая мое детское воображение.

Говорили также, что никто из сельских мужиков долго не отваживался подняться на купол, чтобы снять крест. Только одного нашли безбожника, согласившегося сделать это. Вскоре постигла его печальная участь на виду у всех сельчан. И это укрепило веру во многих.

Для того, чтобы уронить и разрушить высокую колокольню, подбивали ее углы, ставили деревянные подпорки, обливали их керосином, поджигали. Подпорки сгорели, и колокольня упала. Может быть, взрывали динамитом.

Мать рассказывала, что последним перед закрытием храма священником был отец Владимир Рудольский, впоследствии много лет проведший в ссылке. Батюшка был духоносный, имел хорошее образование, а здоровья был некрепкого. Вместе со всеми он принял тяжелый крест испытаний. Однажды, накануне праздника Пасхи, отец Владимир увидел замок на церкви. Батюшка пошел в сельсовет и просил открыть храм хотя бы на Пасху.

— А уж потом, — говорит, — расстреляйте меня или что хотите делайте со мной.

— Расстреливать мы тебя не будем, но и в храме служить не дадим, — ответили ему.

Однако отслужить Пасху все-таки дали: боялись возмущения народа, очень набожное было село. Во время крестного хода, идя от новой слободской церкви в гору, батюшка и многие прихожане видели в небе над храмом Царицу Небесную, которая, держа в руках огненную метлу, повела ею в воздухе, и на землю, извиваясь, упал огненный змей. После этого чуда Владимира забрали, храм закрыли, иконы и утварь сожгли.

Во время Великой Отечественной войны и после нее заведовал разместившимся в храме складом мой покойный дед Матфей, а моя тетка Мария работала сторожем. Помощником у нее был Иван, инвалид войны, с одной рукой и одной ногой. Их небольшая сторожка стояла возле храма. В то время народ бедствовал и голодал, а здесь, за ветхой стеной, находились продукты и добро. Но однажды Марии стало страшно. «Ну кого мне дали, — думала она, — что сделает этот Иван, если воры придут? Убьют ведь нас обоих». И стала молиться Богу, чтобы его убрали из сторожки. И вот в тонком сне предстал перед нею старец, в котором она угадала Святителя Николая и сказал ей: «Не суди Ивана, не вы с ним охраняете храм, а я». И часто видела Мария свечу на стене храма, горевшую всю ночь. Она стояла в том месте, где с внутренней стороны сохранился образ Спасителя, единственный оставшийся целым. Прошло много лет. Мария давно уже не работает, ослепла и еле передвигает ноги, но помнит это чудо.

Храм стоит на горе, как маяк в бушующем море. Он зовет сердца людей к себе, напоминая о Боге, и Святитель Николай охраняет его и теперь.