Сегодня, в день 77-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне, в рубрике «Наш Бессмертный полк. Живые свидетели» – история Владимира Николаевича Смирнова. Вашему вниманию рассказ его дочери, нашей прихожанки Елены Владимировны Изотовой, руководителя Подростково-молодежного клуба «Чайка».

«Он был всегда впереди»

В Ленинградском высшем общевойсковом командном училище им. С. М. Кирова долгое время работал подполков­ник в запасе Владимир Николаевич Смирнов. Он был очень добросовестным человеком, трудолюби­вым, аккуратным в выполнении своих обязанностей. У него был каллиграфический почерк. По характеру спокойный, степен­ный. Лишнего не говорил. Он был видным человеком, но себя не выпячивал.

Владимир Николаевич говорил о себе, что прошел войну рядовым бойцом, а потому познал ее с лихвой. Однако в первый же год ему присвоили звание сержанта. Разведчик в воздушно-десантных войсках, разведчик взвода Управления командующего артиллерией. Он был всегда впереди, ему приходилось много раз выполнять очень ответственные, важные, жизнеопасные зада­ния. Все, что прошел во время войны, он хотел забыть.

Только боевые награды говорят о его героических дей­ствиях в годы войны: два ордена Отече­ственной войны и Красной звезды, три медали «За отвагу», две – «За боевые заслуги», медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и много юбилей­ных медалей.

После войны Владимир Николаевич окончил Ленинградское топографическое училище, служил по специальности.

«Единст­венный раз я видела его таким»

– Папа, – рассказывает Елена Владимировна, – о войне не говорил почти ничего до самой старости. В детстве, помню, просила рассказать что-нибудь. Он отвечал: «Как-нибудь потом», – и молчал. И только однажды, в День Победы, когда папа смотрел документальный фильм о войне, я вдруг услышала, как он странно вскрикнул, выскочил из комнаты, резко закрыв за собой дверь, и за дверью зарыдал. Тогда я не сразу поняла, что папа плачет – настолько это было неожиданно и непонятно для меня. Это было единст­венный раз, когда я видела его таким. Это потрясло меня. С того момента я стала понимать, что такое война и почему папа не рассказывает о ней.

Владимир Николаевич участвовал в войне три года, и все на передовой. Ему было что рассказать, но он почему-то молчал. И только перед самой смертью решил написать о себе, но не успел. А поэтому его воспоминания из боевой жизни час­тичные.

Бомбежка в Харовске

16 сентября 1941 года я попал под бомбежку в Харовске. Пять самолетов шли со стороны Вологды. Их целью была железная дорога, по которой через Архангельск шли поставки техники, продовольствия и топлива. Раз ударили, затем сделали второй заход на двухполосный мост через реку Кубену. Его охраняла зенитная установка и два четырех-спаренных пулемета, которые дали по ним несколько очередей. Они развернулись и улетели.

У меня над глазом осколок попал, но все обошлось. Никого не убили. Дома не бомбили, только станцию. Хорошо, что не заметили в лесу замаскированный склад с горючим.

200 км пеш­ком до Сталинграда

Шел 1942 год. Я получил повестку в Харьковский воен­комат в ноябре 1942 года, где меня зачислили в воздушно-десантные войска. Мне дома сшили вещмешок изо льна, поло­жили сухарей. Через две недели рано утром почтовый поезд привез нас в Вологду на пересыльный пункт. Сформировали эшелон, посадили в телячьи вагоны и быстро повезли на юг. В это время под Сталинградом шла настоящая бойня. 

За два или три дня доехали до города Энгельса. Началась пурга, приказали отдыхать целый день в домах, из которых совсем недавно вы­гнали немцев. Затем мы шли пешком, делая около 60 км в сутки. За ночь устанешь, днем найдешь сарай с сеном и в нем отдыха­ешь. Один раз проснулся, смотрю – рядом баран лежит с рогами, ему тепло – и мне тоже. Всех опять подняли ночью и дальше шли.

Так от Энгельса до Сталинграда около 200 км шел пеш­ком. Пришли в какой-то полуразрушенный населенный пункт. Там война уже утихала. Сделали кухню, всех остригли. Дали хлопчатобумажное обмундирование, латаное-перелатаное. Без пагонов. Дали по ковшику горячей воды, помыли в бане. Затем на Волгу, за дровами ходили с ножичками, один пригибает де­рево, другой подрезает.

Нас готовили ловкими и сильными

Я принял присягу 13 января 1943 года. В сожженной де­ревне сделали какие-то козлы-столы для принятия пищи. Прине­сут буханку хлеба – хватай, чуть прозевал – и все. Трудно было определить: то ли чай дают, то ли что. Выдали котелки, ботинки. В апреле забрали из-под Сталинграда и на теплоходе «Чехов» вверх по Волге приехали в Саратов. На дорогу дали по буханке хлеба. Зачислили в 7-й воздушно-десантный полк.

Из Саратова в эшелонах привезли под Москву в Но­гинск в мае 1943 года. Там стояла воздушно-десантная бригада. Нас начали тренировать прыгать с парашютом с аэростата, с самолета без оружия, а затем с противотанковым ружьем. Нам выдали ружье, пистолет, одели, как десантников, выдали шлемы и ботинки. Кормить стали хорошо. На обед давали кашу, кусок сала. Чтобы попасть в столовую, надо было пройти через штур­мовую полосу. Нас готовили ловкими и сильными.

«Мне повезло – я остался живым» 

Первые дни боев я переносил очень тяжело. Разведка боем, которую мы проводили под Оршей и захватили «языка», нам обошлась очень дорого. Из 37 человек живыми остались только 9 десантников. Мне повезло – я остался живым.

А было так. Осень, сыро, мокро. Местность болотистая. Начались заморозки. Оборона противника сильная. Для насту­пающих войск противник был неизвестен. Нужно было взять «языка». Для удобства действия одеты были легко. Вооружены автоматами ППШ с круглым диском на 71 патрон. 

Мы действо­вали решительно и быстро. Ворвались в немецкую траншею, и я сразу расстрелял весь диск, наверное, по делу. Это был первый бой. Я и сейчас его помню, а когда вспоминаю, то по телу му­рашки ползут. Вторым диском пользовался уже грамотней. Стрелял короткими очередями и по конкретной цели. За захват «языка» получил медаль «За отвагу». Это самая дорогая моя награда из всех.

«В Латвии я подбил «тигра»

Мы, десантники, часто меняли места ведения боевых действий. Товарным поездом нас привезли в Великие Луки. Только разгрузились – начался артобстрел. Потом пешком шли к Невелю. Дали нам отдохнуть, лег, завернулся в плащ-накидку, чуть не замерз – теплое только сердце. Снегом растер ноги и руки. 

До Невеля дошли, перешли границу с Латвией. В Латвии я был зачислен в противотанковый дивизион «Броненосец Потемкин». Там я подбил «тигра». После боя подползли посмотреть на танк – дырка в броне, края, как отшлифованные. За этот подби­тый танк я получил орден «Красной звезды».

«Мы влезли в бункер Гитлера»

Когда вошли в Берлин, увидели, что на улицах все пере­вернуто, кругом баррикады, за мостом через Шпрее – Рейхстаг. Забрались на третий этаж. Командир взвода из Ташкента собрал штурмовую группу для взятия Рейхстага (он остался без ноги после штурма). Выкатили 200-миллиметровую пушку, уда­рили по Рейхстагу. 

1 мая укрепили два красных флажка на фронтоне. 2 мая мы влезли в бункер Гитлера: бумаги разбро­саны, ковер висит косо, двери цельнолитые. У другого выхода лежали трупы Геббельса, его жены и троих детей. Потом у Бранденбургских ворот пели песню «По Берлинской мостовой кони шли на водопой».

«После войны я никому и ничего не расска­зывал»

Домой вернулся на крыше товарного поезда. Приехали в Москву, там было голодно. Из Германии привез большую банку повидла, мы на вокзале ели хлеб с этим повидлом, подходили дети и смотрели на нас. Нам было больно смотреть на голодных детей, и мы все, что было у нас съестного, отдали им. 

Ушел я на войну в возрасте 17 лет, а вернулся домой 20-летним парнем с большим опытом жизни в тяжелых военных условиях.

Сколько было радости дома, когда я вернулся с войны живой и целый. Плакали все, и особенно я, вспоминая те страш­ные два с половиной года суровой и страшной войны. Мне, ря­довому разведчику, действующему в наступательных боях в конце войны, пришлось выполнять ответственные боевые зада­чи, каждый раз моя жизнь, как говорится, висела на волоске. Чтобы себя поберечь, я после войны никому и ничего не расска­зывал. Не все могли поверить в то, что я мог им рассказать».

Елена Изотова: Он был во всем настоящим

В 2009 году папа ушел из земной жизни. Я перестала быть доченькой, Ленушкой – так он меня называл. Проходят дни без не­го, и все больше понимаю, каким он был во всем настоящим: воином, патриотом своей Родины, мужем, отцом, дедом. Последние три года он жил со мной и с моей семьей. Толь­ко сейчас я начинаю осознавать, как срослась с ним, как не хватает его здесь на земле. Он был надежной опорой для нас с мамой и остался таким и в старости. Помню, как в детстве сидела у него на плечах, чувствовала себя всегда уверенно и спокойно. Ничего не страшно было рядом с ним.

Знаю, что папу очень любили родственники, в частности, два родных брата – близнецы Александр Николаевич и Константин Ни­колаевич. Дядя Саша стал высоким руководителем в Москве, он говорил: «От Володи у нас было все самое лучшее». Дядя Костя, юрист в Вологде, уже в солидном возрасте стал писать книги и сочинять стихи. Он посвятил одно из стихотворений папе и назвал его «Мой брат Воло­дя». 

Из Подмосковья до Берлина
Четыре года брел пешком.
И не пешком, а по-пластунски
Тащился вместе с языком.
 
Ах эти страшные минуты,
Когда ракеты вверх взлетят.
Ты на виду, бьют пулеметы.
Спасенье землюшку обнять.
 
Тут у тебя одна забота –
Минута может все решать –
Ложишься в лужу ли, в болото,
Лишь бы мгновенье переждать.
 
Так прошагал четыре года
Мой брат Володя, мне сказал,
Все время – лишь одни невзгоды,
Я в бане два раза бывал.
 
Есть в сухомятку приходилось
Идешь в разведку – сухари.
Так и болячки прилепились –
В желудке язва, боль лечи.
 
И вот последняя разведка –
Наводку делать на Рейхстаг.
Идет последняя атака
И побежден коварный враг!
 
Какое тожество сияло
Не передать, не описать!
Летело в воздух что попало
Стреляли все – и стар и млад.

Андрей Изотов: Я очень любил дедушку

«Дедушка был человеком, который подарил мне замечательное детство, – вспоминает о нем внук Андрей. – Его влия­ние на меня было очень сильным, мне всегда нравилось смотреть, как он что-то мастерит. Он учил меня заниматься спортом. Помню, как мы ходили с ним за грибами и за берестой, а потом делали с ним лося на бересте. Помню, как он смастерил для меня маленький дере­вянный колодец с ведерком и маленькую водяную мельницу. Помню замечательную по­ездку вместе с ним на его родину в Вологодскую область. Я очень любил дедушку».

Мы почему-то всегда стыдимся говорить своим родным высокие слова. Они всегда рядом, думается – это будет вечно... Теперь я могу сказать, что мой папа был великий че­ловек, самый замечательный, самый сильный, самый умный и добрый. Я была с ним ря­дом до последней минуты.

Слава Богу, успела сказать, что люблю его. Он и ушел из этой жизни достойно, так же, как прожил ее – как герой, как воин.

Вечная память и Царство Небесное моему папе – Владимиру Николаевичу Смирно­ву!

Текст, материалы: Елена Изотова, ПМК «Чайка».