Иоанновская община

До семинара оставались считанные дни, а у меня еще конь не валялся. Сам он точно не завалится, а валять его у меня желания не было. Откровенно же лениться   - совесть не позволяла и я искала достойный повод, чтобы отвлечься.

 

На радость, мне позвонила дочь и спросила, нет ли у меня времени в ближайшие дни, чтобы побыть с внуком и сводить его в парикмахерскую.

 

- Мамуль, пацан оброс до неприличия, а я зашиваюсь, - канючила дочь.

- Да что ты меня уговариваешь? Есть у меня время, - оборвала я дочь, возликовав в душе.

- А когда, мам?

-Вот прямо сейчас и есть – вези.

 

***

 

Парикмахерская в полуподвальном помещении, и, пока спускались по ступенькам в зал, мы как в толщу воды, погружались в волны орущей из нескольких динамиков музыки.

 

Кресла пустовали – ни клиентов, ни мастеров. Стены в зале белые, не оштукатурены, и через слой краски проступает грубая фактура кирпича. Зеркала бесформенные, как огромные кляксы на стенах. Вдоль стены с окнами два длинных красных дивана.

 

На одном из них, вольготно вытянувшись, закинув за голову руки, свесив только ступни в кроссовках, то ли дремал, то ли так расслаблялся парень узбек.

 

Оглушенные музыкой, мы с внуком в нерешительности остановились у входа в зал. Но каким-то дивным образом наше появление заметили, и из подсобки выплыли к нам две полные девушки парикмахерши. Я шагнула ближе.

 

- Махмуд! Сделай потише! – крикнула раздраженно в сторону парня та, что постарше.

 

Махмуд открыл глаза, неторопливо перевел их со старшей на нас, потянулся грациозно, как большая кошка и вскинул тело с дивана. Ступал мягко, пружинисто. Ну да, кроссовки хороши, в таких только так и надо двигаться.

 

Музыка стихла, сделалась фоном и мы стали договариваться о детской стрижке. Старшая взяла внука.

 

Двух других разобрали Махмуд и вторая девушка-парикмахер. На вид ей не больше двадцати, но перемещалась она, поднимала руки, переводила глаза, поворачивала голову со скоростью февральской мухи, случайно отогревшейся и подползшей к оконной раме.

 

Ждать, по-видимому, придется долго. И та, что стригла внука, совсем не торопилась.

 

Журналы полистать, что ли? Вон их сколько на подоконнике лежит, сложенных стопками.

 

Но, журналы мое внимание не привлекли, а вот парень-узбек привлек.

 

Он стоял, отступив от кресла на несколько шагов, зажав подбородок в горсть, и в раздумье смотрел на голову клиента. Волосы того были уже вымыты, промокнуты полотенцем и топорщились в разные стороны. Видимо, они уже оговорили прическу. Клиент молчал. Ждал.

 

Махмуд пружинисто подошел к полочке с инструментами и взял расческу и ножницы.

 

 

“Чик-чик-чик“- мягко клацнули они в откинутой руке Махмуда и, неуловимо - изящным движением, подлетев к пряди, зажатой в другой руке, ровнейшим махом отсекли положенные миллиметры. И снова - “чик-чик-чик“ – на отлете.

 

Выровняв затылок ножницами, Махмуд, не глядя, вернул их на полочку у зеркала и так же, не поворачивая головы, вынул из гнезда машинку.

 

“Вж-ж-ж-ж-ж,“- тонко взвизгнуло над расческой. Будто пылинки смахнул. И если раньше было чисто выполнено, то теперь выровнялось филигранно. 

 

Шаг вперед к клиенту – упруго, будто одерживая себя. Два назад, голову чуть набок и откинул. Оценил работу, широко шагнул вперед и что-то подравнял. И снова закружил, теперь уже с другой стороны. И вновь замелькали руки с ножницами и расческой.

 

Мы, как загипнотизированные, сидели на диване, чуть подавшись вперед , и поворачивали головы вслед движениям Махмуда.

 

Ай да парень! Как шкатулка с секретом!

 

***

 

Под впечатлением увиденного, вдруг вспомнилось, как в молодости собирались мы шумной компанией. Спорили, пели под гитару, танцевали под радиолу. Были даже хорошие пластинки.

 

Как втесался в нашу компанию Серега Жирнов - непонятно. Он, обычно, дремал в углу.

 

Но вот кому-то приходила в голову идея поставить цыганочку.

 

При первых же звуках Серега поднимал голову и открывал глаза. Через несколько секунд они прояснялись. Музыка вступала медленно и Серега поднимался не спеша, хрустя суставами. Выпрямлялся и застывал на несколько мгновений. Ему нужно было внимание.

 

Те, кто знал, что сейчас будет, были готовы и подталкивали локтями несведущих , чтобы оторвались от дел и не пропустили главного.

 

Опа! Легкий, как бы смазанный, хлопок в ладоши и руки Серегины разлетелись небрежно. Одна вверх, другая к ноге. Правая ступня будто подвернулась, но поднялась и легонько пристукнула по полу. Пауза. Левая ступня вывернулась пяткой внутрь и, выровнявшись, пристукнула. И все это со скрипом, с оттяжкой, будто прислушиваясь к себе. Но мастера, мастера-то видно!

 

А музыка набирает темп, и Серега, разведя руки, так, что лопатки устремились к позвоночнику, откинув голову назад и вбок, пошел по кругу, выбрасывая длинные ноги.

 

Опа! Легко согнулся, наклонился к полу и прихлопнул ладонями у одной ноги. И так же легко выпрямился, а потом – к другой ноге. 

 

Вот так выдал! Вот так Серега! Вечно полусонный - полускрипучий. Хорошее начало!

 

Невозможно на составляющие разобрать ту картину, свидетелями которой мы стали. Это были такие коленца, такое виртуозное владение предметом! Глаза Сереги ожили, лицо зарделось, тело стало пластичным.

 

Все – музыка, этот танцор и все мы, ловящие каждое движение, стали одним, потому что каждого подхватила волна восторга. Повторить такое мы не могли, но каждый соучаствовал, сочувствовал и  своими чувствами подпитывал Серегу и был участником этого зрелища.

 

Руки и ноги мелькали в танце. Темп нарастал. Даже нам, смотрящим становилось тяжело дышать от напряжения. Круги, выписываемые Серегой, становились меньше. Как по спирали он двигался к центру, к пику и выдавал, выдавал, выдавал такие па, какие выдумать сложно, а описать совсем нельзя!

 

Еще несколько аккордов, таких наполненных, что казалось , сам воздух взорвется. И все.

 

С последней нотой Серега припечатал пяткой ботинка точку в танце и все замерло. Серега застыл, еще не выходя из действа, мы застыли то переизбытка эмоций, музыка не звучала – пластинка кончилась. На несколько мгновений стало тихо-тихо, а потом мы выдохнули. Кто – одобрительный возглас, кто – аплодисменты, а Серега просто выдохнул. Как-то враз сдулся, обмяк, плечи опустились и он, как журавль на своих длинных ногах, снова скрипя суставами, потащился к креслу в углу.

 

***

 

Махмуд между тем закончил стричь, обмахивал широкой кисточкой затылок клиента, а я вынырнула из воспоминаний. Парень был профи. Так ловко все спорилось в его руках. И я поняла, почему я вспомнила про Серегу: Махмуд этот стриг под музыку. Почти синхронно. Будто танцевал, а лежащий на диване произвел впечатление лежебоки-разгильдяя.

 

Клиент встал, придирчиво осмотрел себя в зеркало, но зацепиться было не за что. Довольный расплатился и пошел к выходу. Махмуд же подхватил, как соломинку, швабру – метелку, легкими, точными движениями собрал волосы возле своего кресла, двумя взмахами еще и кресла мастера-соседки и поскользил за щеткой по линолиуму через зал в угол к ведру.

 

Захотелось крикнуть - “Браво! “

 

- Кто следующий? – обернулся Махмуд к дивану.

 

Оба мужчины, сидящие возле меня, вскочили. Тот, что пришел на толику позднее, понимал, что не попадая к Махмуду, ему придется садиться к одной из девушек. А не хотелось! Он, наверное, готов был поспорить, но, оценив решительность того, за кем он пришел, и, чувствуя, что спорить не вправе, - уступил.

 

 Махмуд, будто исполнив сольную партию, занялся обычной парикмахерской рутиной. Следующая его работа уже не завораживала. Но пока я дожидалась внука, он успел подстричь моего соседа.

 

***

 

Потом мы еще побыли с внуком на площадке. Он заигрался с ребятами, а я в уме уже строила работу семинара. Лень моя скользкой пленкой сползла с подошв на ступеньках парикмахерской.

 

А в душе тихим светом затеплилась благодарность Махмуду за полученный урок. Не так ли и мы по жизни идем неровно: то валяемся на диване, а можем и цыганочку с выходом, но чаще бесчувственно тянем лямку.

 

 

 

Татьяна Павлова,

община "Патронаж"

 

Рассказать: