Иоанновская община

 

 

«Спаси люди Твоя, Господи, и благослови достояние Твое, исправи я и вознеси их во веки; во вся дни благословим Тебе и восхвалим имя Твое во век и в век века. Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам. Помилуй нас, Господи, помилуй нас: буди милость Твоя, Господи, на нас, якоже уповахом на Тя. На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки. Аминь».

(из хвалебной песни св. Амвросия, еп. Медиоланского).

 
Пыль и сильный жар проникали через щели подвала, а грохот взрывов сотрясал землю. «Если обрушится дом, мы погибли…» – подумал Костя и взглянул на испуганную мать, сидевшую рядом с ним. Женщина закрыла глаза и держала сына за руку. Костя чувствовал свою ответственность за родного человека и понимал, что их убежище ненадежно. Дрезден начали бомбить несколько часов назад, но юноша слышал, что бомбовые разрывы становились все чаще и все громче с каждой минутой… Вот уже совсем нечем дышать…

Дядя обещал вернуться за ними, но почему-то не возвращался. Костя боялся думать об этом, но время шло. «Надо выходить, – сверлила мысль, – и будь что будет». Вдруг грохот бомбежки стал приближаться к их дому. Стало очень жарко, и пыль, летевшая в подвал, становилась раскаленной. Костя почувствовал дым, и дым этот имел какой-то странный сладковатый запах. «Наверное, это оттого, что горят дома и все, что в них», – подумал юноша. И вдруг он вздрогнул: где-то неподалеку, видимо, обрушилось что-то огромное. Потом другой взрыв, за ним – третий, четвертый… Рев самолетов и визг падающих бомб приближался.

Костя вспомнил небольшую икону, которую он видел в детстве в доме своей тетки, – это была икона Страшного Суда. Тогда его мальчишеское воображение поразило то, что на ней преобладали красный и черный цвета – огонь и дым – и что бесы, с удовольствием поглядывая на все прибывающих грешников, казалось, совсем не уставали, в поте лица трудясь своими крючьями и вилами… Ему, мальчику, было страшно смотреть на все это, он боялся этой дымной черноты, а красный огонь, клокотавший повсюду, напоминал кипящую кровь… «И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает*», – вспомнил Костя Евангельские строки. Сейчас юноше казалось, что ад совсем рядом, а клокочущее пламя и зловещий черный дым вот-вот поглотят это крошечное убежище.

Костя обнял мать и понял, что она плачет. Говорить не было смысла: они бы просто не услышали друг друга. Но, посмотрев друг другу в глаза, мать и сын все поняли без слов – они прощались…

Он, сын русских эмигрантов, родился уже на чужбине, но все равно был русским и никем другим себя никогда себя не чувствовал и чувствовать не мог. Отец и мать Кости религиозными не были, богослужения посещали очень редко – только в великие праздники; а дома о вере почти не говорили. Когда приходили гости, то обсуждали только новости с Родины и вспоминали только Россию…

Но когда Костя приходил к тетке, он часто брал Библию, листал ее, а став постарше, начал читать. Особенно ему нравилось Четвероевангелие. Он даже знал некоторые отрывки наизусть. Однажды тетка сказала ему, что Православная Церковь – это Христос и что человек не может жить без Христа: без Христа и Церкви человек мертв. То есть этот человек, конечно, ходит, разговаривает, ест и пьет, но на самом деле он умер. Костя не мог понять, как это так может быть – живой мертвец?..

Жар в подвале стал усиливаться неимоверно. Мама уже не плакала, а тихо гладила сына по руке… Снаружи что-то рушилось, шипело, гудело и стонало, а земля, наверное, превращалась в кипящий котел из плавящегося железа и раскаленного кирпича.

И Костя начал молиться. Опустившись на колени, он шевелил потрескавшимися, сухими губами. Мама стала молиться рядом с ним…

Спустя какое-то время юноша вскочил и схватил мать за руку. «Что с тобой?» – испугалась она. «Пойдем! Надо идти, мама!» – закричал Костя. Он рванулся к дверям и открыл их. Мать не сопротивлялась и следовала за ним, решив, что сын не в себе от всего происходящего. А Костя понял, что не нужно ждать дядю, который, по-видимому, уже никогда не придет за ними, и попробовать выйти самим.

Они поднялись по горячим ступенькам наверх и выглянули на улицу: в квартале от них бушевало ярко-оранжевое пламя, доходящее почти до самого неба; а половины домов уже не было. В воздухе вновь заревели бомбардировщики. Куда было идти? Костя потащил мать в сторону горящей церкви, потом они свернули в переулок и побежали. «Претерпевший до конца, спасен будет!» – эти слова звучали в голове Кости, как удары Благовеста. Несколько мощных взрывов рассекли воздух: позади беглецов что-то страшно грохнуло. Он остановился, чтобы мать могла перевести дух, и посмотрел в сторону дома, в подвале которого они только что были, – но… дома уже не было…

***

13 февраля 1945 года, в день начала союзнической бомбардировки Дрездена, в дымном раскаленном подвале одного из жилых домов 22-летний русский юноша, молясь посреди разрывающихся авиабомб, дал обет: если он и его мать выживут, то в знак любви и благодарности к Богу он станет православным священником.

Костя и его мать спаслись и уехали в одну из южно-американских стран, куда бежали после Второй Мировой войны многие русские эмигранты.

Отец Константин, протоиерей *** собора города ***, служил Богу в этом храме всю жизнь, пережил тяжелые нестроения и раскол в приходе после объединения Церквей в 2007 году, остался верен объединенной канонической Церкви и в 2010 году отошел ко Господу… Вечная ему память!..

__________________________

*Мк. 9:45-46.

PS. История основана на реальных событиях. Имена изменены.

Автор: община «Живое слово».

Фото:ctvnews.

 

Рассказать: